Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Я не знаком с людьми в городе и районе, Владимир Владимирович. Но по моим прикидкам, по той серьезности, с которой было организовано убийство Власова, я убежден, что следующей жертвой этой шайки станет человек, действительно мешающий им.

— Что за шайка, о которой вы говорите?

— Вероятно, вам о ней известно больше, чем мне.

— Вы даже знаете о том, что известно мне! Вы романтик и фантазер, Александр Иванович.

На этот раз Смирнов поднялся окончательно:

— Мне непонятна ваша позиция как прокурора.

— Позиция проста: стоять на страже социалистической законности и требовать кары тем, кто эту законность нарушает.

— Ну что же, стойте на страже, стойкий оловянный солдатик. — Смирнов развернулся и вышел, не попрощавшись.

Улица, где находилась прокуратура, была тихой, заросшей травой и подорожником посадской улицей, застроенной до революции зажиточными мещанами прочными жилыми домами с лабазами в полуподвалах. Брели неторопливые пешеходы, сидели на скамейках у ворот бабки и бабы, без особого визга играли дети.

И даже половой психопат — козел — на этот раз не нарушал гармонию полусельского существования. Тряся бело-желтой грязной бородой, он размашистой и уверенной рысью постепенно настигал суетливо убегавшую от него серо-черную козу с маленькими рогами и несчастными глазами. Козу, конечно, было жалко, но, во всяком случае, свершался естественный процесс.

Тихая улица привела Смирнова к отвратительной трассе. Стараясь идти подальше от интенсивного движения, он все-таки наглотался пыли, прежде чем достиг начальнического незакрытого с одной стороны каре.

У достопамятного райкомовского крыльца стояли три черные «Волги» и экспортного исполнения пассажирский «Рафик». В «Рафике» уже, оживленно хихикая, общалась молодежная часть экспедиции. «Волги» — ждали. Ждали главных. Также ждали главных и не совсем главные и приглашенные. Среди приглашенных Смирнов с легким изумлением увидел Казаряна, Торопова и Фурсова. От своих неудач хотелось на ком-нибудь отыграться. Под руку попали деятели искусства, киноискусства и литературы.

— Как всегда, мобилизованное и призванное советское искусство по зову сердца готово выполнить любое задание партии? — глядя на московскую троицу и широко улыбаясь, бодро вопросил-возгласил нехорошо веселый подполковник милиции.

— Не задирайся, мент, — попросил безгитарный сегодня Олег, а миролюбивый Казарян добавил ласково:

— Мы о нем заботимся, а он хамит. Я для тебя, Саня, свои запасные плавки прихватил.

Но мент не унимался, сильно был раздражен:

— Мы что — вчетвером танец живота исполнять должны?

— Скорее — танец в животе, — поправил его невозмутимый Олег.

— Пить, значит, будем до усрачки, а ты, завязанный, радоваться, — решил Смирнов и тут же прицепился к Фурсову: — Даже вчерашнее выяснение отношений с Тороповым не мешает вам, Владислав, совместно развлекать районный партийный актив? Или вы готовы все стерпеть, чтобы еще ближе познакомиться с деяниями и идеями нашего партийного руководства?

Вступая в борьбу по примитивному, но безотказному принципу «от такого слышу», Фурсов спросил:

— А вы-то что здесь делаете, Александр Иванович?

— Я-то? — задумался Смирнов. Подумав, ответил: — Сам не знаю.

— Оне изволят выходить, — предупредил Казарян.

Первым ступил на крыльцо, естественно, Георгий Федотович. Чуть отстав, следовал тучный и уже слегка неряшливый, карьера, надо полагать, уже пошла под гору, председатель райисполкома. Почти рядом с ним уверенно шагал, скоро догонит и перегонит, второй секретарь райкома — молодой, поджарый, быстрый в движениях, глаз хватательный. За спинами этой троицы двигалась кодла — человека четыре-пять рангом ниже.

— Большой выход, — прокомментировал Казарян.

— Что? — строго не понял Георгий Федотович.

— Вы — пунктуальны, — нашелся кинорежиссер.

Гостеприимный хозяин пригласил москвичей в свою «Волгу», но москвичей было четверо, а мест — три. Смирнов было рванул в сторону: в кодле он заметил гражданина в полувоенной одежде и посчитал его за того управделами, с которым он страстно желал говорить, но был перехвачен главной рукой района. Удержав его за рукав, Георгий Федотович пресек:

— Александр Иванович, нельзя…

Оставшиеся у главной «Волги» как бы и не заметили, что Олег Торопов, спокойно от них отойдя, влез в молодежный «Рафик», но сразу же ринулись занимать места по табели о рангах. В связи с наличием гостей Георгий Федотович устроился с водителем, мент у одного оконца, кинорежиссер у другого, а писателя зажали (крупны были мент и режиссер, крупны) посередине.