Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— рвался с самодельной, из рентгеновской пленки сделанной пластинки вольнолюбивый и кающийся голос Лещенко. Вообще-то с репертуаром танцулек было худо. Борясь с тлетворным западным влиянием, промышленность, выпускавшая пластинки, внедрила в массы падекатр и краковяк, и поэтому массам приходилось пользоваться довоенными Утесовым, Шульженко, Козиным и Эдди Рознером.

Они сидели на округлой туше локомобиля, ощущая задами еле заметную неровность чугунной поверхности. Они сидели на локомобиле и сверху рассматривали отрочество и юность — свое прошлое. Алик, Лешка Без, Виллен Приоров. Чтобы неунизительно помириться с Саней, всех собрал Алик.

раскрыл молодежи смысл происходящего Леонид Утесов, и танцы начались. В основном шерочка с машерочкой, но иногда и храбрец лет семнадцати попадался. Конечный продукт бифуркаторства от соприкосновения с существом иного пола впадал в ужас. Потея, он преодолевал его, на то он и храбрец.

Нет, не на храбрецов надо было смотреть. Смотреть надо было на нежных и трепетных дев, которых они последний раз видели лет пять назад прыгающими через веревочку.

— Кадры растут, как грибы, — глубокомысленно и мрачно заметил Лешка Без.

— А вон та блондиночка в голубом, чья это? — спросил Виллен.

— Макаровых, — ответил всезнающий Алик.

— Гляди ты! — обрадовался Виллен. — Вроде недавно я на Ольгу глаз клал, а теперь и соплячка Наташка на подходе! Передовое семейство.

Алик поднял руку, призывая к вниманию, и, точно поймав момент, три взрослых обалдуя оглушительно запели вместе с Утесовым:

Танцевавшие тотчас, как в игре «Замри!», застыли на месте, ответственный за музоформление кинулся менять пластинку, а из голубятни на рев явился Костя Крюков, строгавший там что-то для голубиного хозяйства.

— Завидно? — поинтересовался кто-то сверху. — Лезь к нам!

«В парке Чаир распускаются розы…» — сладко понеслось с новой пластинки. Костя молча вскарабкался на локомобиль, страстно потянулся, зевнул, лязгнув стальными зубами, передернулся от озноба и, послушав музыку, спросил:

— Хорошо?

— А то! — отвечал Лешка Без.

— Саню ждете? — спросил догадливый Константин.

— Его, — подтвердил Алик и вдруг обрадовался страшно: — Гля, еще один!

Войдя во двор, остановился, в нерешительности осматриваясь, Ромка Казарян.

— Кандехай, сюда, вертухай! — по-блатному заблажил Алик. Роман обернулся на крик, направился к ним.

Ответственный врубил лампу под жестяным рефлектором, и танцующие отделились от остального мира четким световым конусом. Роман влез на локомобиль и спросил тонким голосом:

— Терем-теремок, кто в тереме живет?

— Я — мышка-тихушка, — признался Алик.

— Я лягушка-мокрушка, — продолжил игру в воровские профессии Виллен, но Костя Крюков раздраженно прервал эти игры:

— Шуточки у вас, фраера!

— Так их, Костя, — одобрил его Роман. — Фрайерам все — шуточки. Санятка где?

— Ждем! — ответил Алик.

— Он с тобой утром беседовал? — только у него спросил Роман.

— Беседовали, беседовали! — ответил Алик.

— Ясненько. Следовательно, ты Стручка не опознал.

— Какого еще Стручка?

— Созревшего. Для всяких веселых дел.

— Любите вы, милиционеры, загадками говорить.

— Ладно, Алик, можешь не придуриваться. Я все понял.

— Не вяжись ко мне, мент! — потребовал Алик, на заднице, как с горки, съехал вниз по чугунной покатости локомобиля и кинулся в танцы.

Молодежный коллектив вибрировал в фокстроте пятнадцатилетней давности. Алик оком завсегдатая «Спорта» выбрал девицу поперспективнее и пошел с ней преследуемым комсомолом стилем.

— Ты — Фарида? — догадался он про партнершу по танцу.

— Ага.

— А Тайка что же на танцы не ходит? — это он про ее молодую тетку.

— Она замуж вышла.

— За татарина небось?

— Не за русского же!

— Мы — русские? Ты на меня погляди! Наверняка твой прапрапрадед с моей прапрапрабабкой побаловался.

— Какие вы глупости, Алик, говорите!

— Велик Аллах, а Магомет пророк его! — изрек нечто мусульманское Алик. Фокстрот иссяк. Алик держался за мускулистую татарскую талию до тех пор, пока Фарида не вырвалась.

Она вырвалась и целомудренно убежала. Он глянул ей вслед и увидел, что на границе света и темноты стоит Саня.