Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Элегантно спровадил! — похвалил Казарян. — Ты нас с собой берешь?

— Куда я от вас денусь!

На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил:

— Я вам нужен? А то у меня дела…

— Вы вчера дежурили? — поинтересовался Смирнов.

— Вчера я отдыхал после суток.

— Ну, тогда мы сами разберемся. Вы свободны.

Капитан удалился. Смирнов закурил, Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:

— Алька!!!

— Что с Алькой?! — заорал Александр.

— Да успокойся, с ним — ничего. А вот дел наделал. Читай. — Казарян протянул папку Александру.

Тот сел на привинченный к полу стул и приступил к чтению. Ларионов зевнул, смахнул со следовательского стола несуществующие крошки и шепотом (чтобы Смирнову не мешать) осведомился у Казаряна:

— Где этот-то, с «вальтером»?

— Не «этот-то», Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник — в больничке, сильно поврежден нашим с начальничком другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня не смог повидать.

— А Цыган почему на связь не вышел?

— Задай вопрос полегче.

Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку, передал ее Ларионову и сказал Роману, подмигнув:

— Боевой у нас, Рома, дружок.

— Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. — Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил: — Что скажешь?

— Скажу, что бумаги надо читать внимательно.

— Не понял.

— Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.

— Одна из версий. — Казарян не любил сдаваться без боя.

— Он прав, Рома, — подвел черту Смирнов. — Поехали в больничку, бойцы.

Шофер «газика» дрых, уронив голову на баранку. Смирнов безжалостно растолкал его:

— Поехали.

— Куда?

— Большие Каменщики, четыре, — назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:

— Конспираторы! Большие Каменщики! Таганская тюрьма, так бы и сказали.

— Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый виртуоз вождения, — вежливо поправил его с заднего сиденья Казарян, — Таганская тюрьма — это Большие Каменщики, дом два. А дом четыре — это таганская тюремная больница.

— Один ляд! — решил шофер и резко тронул с места.

Дежурный врач достал из шкафа две папочки — медицинские дела — полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в сторону:

— Он их что, копытом, что ли?!

— Он боксер, — пояснил Казарян.

— Разрядник?

— Мастер спорта.

— Худо, — огорчился врач. — Под суд пойдет за превышение мер обороны.

— Кулак против пистолета — это превышение? — засомневался Казарян.

— Это смотря какой кулак.

— И смотря какой пистолет, — добавил Казарян. — Могу сообщить вам, что пистолет — офицерский «вальтер», с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.

— Хватит, — прекратил их препирательство Смирнов, — что с этими… пострадавшими?

— У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!) сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, — игрив был дежурный врач, развлекался как мог, коротая ночное время.

— Говорить могут? — спросил Смирнов.

— Смотря кто.

— Самсонов в первую очередь.

— Этот вряд ли. Впрочем, пойдемте, я вам его покажу.

…Они прошли тюремным коридором, и надзиратель, гремя ключами, открыл больничную палату. Все как в обычной больнице, но воняло тюрьмой, ощутимо воняло.

— Ну, тут у вас и дух, девки… — вспомнив «Петра Первого», процитировал из любимой книги Казарян.

— Это не у нас, это у них. Или у вас, — отпарировал врач.

Не забинтованы лишь глаза, но они были закрыты.

— Человек-невидимка, — сказал Ларионов.

— Когда заговорит? — спросил Смирнов.

— Через две-три недели, не раньше.

— А Француз?

— Завтра можете допросить.

— Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.

— Тоже завтра. Старшина-кастелян будет к восьми часам утра.

…Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку. В машине Казарян мерзко хихикнул.

— Хи-хи, — произнес он, — хи-хи.

— Жаль, что из больницы уехали, — заметил Ларионов. — Можно было бы тебя сдать.

— Не та больница, Сергей, — ухмыльнулся Смирнов. — Ему в Кащенко надо.