Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Девкины бани! — выкрикнула кондукторша, и трамвай остановился. Никто не вышел, а вошли трое.

Один пробежал вагон и распахнул дверцу вагоновожатого. Второй остался возле кондукторши и вытащил из кармана пистолет. Третий, совсем молоденький, спросил у того, что с пистолетом:

— Начинать?

— Подожди, — отчеканил тот, раскрыл кондукторскую сумку и выгреб из нее деньги. Те, что бумажками. Криком приказал дальнему, тому, что показывал нож вагоновожатому:

— Вели извозчику, чтобы без остановок до моста! И чтоб помедленней!

Трамвай неспешно покатил. Вооруженный пистолетом обратился к пассажирам:

— Гроши и рыжевье, кольца там, часики — огольцу сдавайте!

Молоденький пошел по рядам. Делать нечего — отдавали. Оголец злодействовал: обыскивал, если ему казалось, что не все выложили, покрикивал. С молодым пижоном поменялся кепками, ему водрузил на самые уши свою замызганную, а себе на голову возложил его новенькую лондонку.

Сейчас подойдет оголец и станет шарить у него в карманах, а он будет покорно сидеть, растопырясь, как на гинекологическом кресле. Прелестная картинка: чемпион Москвы по боксу на гинекологическом кресле. Главное — пистолет, пистолет!

— А тебе что, особое приглашение нужно? — кинул ему оголец, румяный такой и нахальный от опасности малолетка.

— Пацан, может, не надо? — миролюбиво посомневался Алик.

— Ты что?!!! — заорал малец. Алик взял руки, которые уже лезли за пазуху, и вытянул их по предполагаемым швам огольцовых порток.

— Колян, он не дается! — плачуще наябедничал оголец.

Не дойдя до них шага три, тот, что с пистолетом, остановился и скомандовал:

— А ну, вставай, фрей вонючий! — И, поигрывая пистолетом, стал наблюдать, как встает Алик.

Алик встал, сделав шаг ему навстречу.

— Шманай его, живо! — приказал главный огольцу.

Только сейчас, когда оголец еще за спиной. Падая вперед, он мгновенно подбил левой рукой пистолет вверх и правой нанес жесточайший удар главному в подбородок. И успел с любимой левой нанести прямой удар в челюсть еще не успевшему упасть грабителю.

Шарахнул выстрел, пуля ушла в потолок, и рука с пистолетом бессильно легла на пол. Алик ударил каблуком по запястью, носком неизвестно куда отшвырнул пистолет и развернулся. Он был уверен, что обработанный им уже не встанет.

Оголец теперь уже без принуждения вытянул руки по швам. Алик коротко ударил его в солнечное сплетение. Оголец потерял дыхание и осел на пол. Алик приказал тому, что с ножом:

— Иди сюда.

Бандит ощерился, вытянул руку с ножом: пугал. Был он тщедушен, в солдатском ватном полупальто.

— Тогда я к тебе иду, — сказал Алик.

Громадный, решительный, только что отключивший главаря, он надвигался неотвратимо, как танк.

— Не подходи, падло! — взвизгнул бандит, потом метнул нож. Алик ждал этого — уклонился. Он сблизился с бандитом и обработал его, как грушу на тренировке. И этот лег.

— Гони к Красносельской и на перекрестке остановись, — приказал Алик вагоновожатому.

Трамвай помчался. Алик шел по вагону и искал пистолет. Девушка, сидевшая рядом с кондукторшей, попыталась улыбнуться ему и сказала:

— Он под лавкой.

Он наклонился и достал из-под сиденья пистолет. Бандит лежал рядом, и он рассмотрел его, хотя рассматривать было почти нечего. Обработанное им лицо на глазах деформировалось. Но вроде дышал. Пацан сидел неподалеку и плакал, — значит, тоже дышал. Третий лежал неподвижно. Что с ним было — неизвестно.

Завизжав на повороте, трамвай помчался по Ольховке. Пассажиры сидели смирно — не знали, что делать.

В животе была пустота, колени ходили. Алик присел на скамейку. Подъезжали. Впереди светился вход в метро «Красносельская». На перекрестке трамвай резко остановился. Кондукторша кинулась к двери и, как Соловей-разбойник, засвистела в положенный ей милицейский свисток. Цепляясь за сиденье, с пола поднимался оголец. Алик встал со скамейки и тихо сказал, индифферентно глядя в сторону:

— Беги, дурак. Сумку только оставь.

Оголец разжал пальцы и незаметно уронил на пол самодельную тряпичную сумку, в которую он собрал добычу. Кондукторша продолжала яростно свистеть. Оголец подбежал к дверям, оттолкнул кондукторшу, спрыгнул с подножки и от ужаса зигзагами побежал, побежал к угловому дому, к арке у булочной, выходящей к путям Казанской железной дороги.

— Стой, бандюга! Стой, ворюга! Стрелять буду!!! — прекратив свистеть, заорала кондукторша. Оголец продолжал бежать. Тогда кондукторша повернулась к Алику и приказала: