Амиран Кубрава - Старая шкатулка

– Я так не говорила. – Она из-под рукава платья вынула платок и вытерла влажное лицо. – Вы что-то перепутали.

– С какой стати?

– Ошибочка у вас вышла, или же превратно поняли меня.

– Ладно, пусть будет так… Значит, расписку вы давали, ведь так? – Я помахал бумажкой.

– Да чего уж там? – нахмурилась Мария Гавриловна. – Писала я ее, шут с ней!

– Почему же тогда, вернув Лозинской шкатулку с драгоценностями, как вы утверждаете, не потребовали расписку обратно и не уничтожили ее? Ведь Лозинская могла пойти на шантаж?

– Эта старая развалина? – пренебрежительно произнесла Мария Гавриловна и поджала губы.

Я не стал стыдить ее за последнее слово и напоминать древний афоризм о мертвых, – ведь даже Дорфман вспомнил о нем, хотя, как я понял, и он не питал нежных чувств к Лозинской.

– Могла же она прийти к вам, оставить драгоценности, а потом, как утверждаете вы и ваша дочь, забрать их обратно, при этом даже поругавшись с Полиной? Значит, жизненные силы у нее сохранились? С таким успехом она могла пойти в суд, предъявить расписку и заявить, что вы присвоили ее богатство. А вы говорите так спокойно? – возбужденно произнес я.

– Да не придавала я этой бумажке такого значения! – презрительно отмахнулась Мария Гавриловна. – Я была рада, что, наконец, избавилась от обузы, и совсем позабыла о расписке!

– Странная забывчивость, Мария Гавриловна, очень странная, – сказал я хмуро.

– Я вернула драгоценности Нате, – упрямо произнесла Мария Гавриловна. – Это и Полина может подтвердить.

– Она знает о расписке?

– Конечно!

– Но она почему-то тоже забыла упомянуть о расписке при допросе.

– Вы и Полину спрашивали? – удивленно спросила Мария Гавриловна, чуть наклонившись вперед.

– Да. Ездил к ней, в Краснодар… Вы же дали ее адрес?

При этих словах лицо Марии Гавриловны помрачнело, и я догадался, что она знает о дочери и зяте все.

– Гос-споди! Стоило ли ехать в такую даль?

– Для раскрытия дела полезешь и на дно морское, Мария Гавриловна, – сказал я тихо. – Полина, так же, как и вы, позабыла рассказать о расписке. Что бы это значило?

– Не знаю, милый, не знаю. – Мария Гавриловна тяжело поднялась и направилась к сумке. Поставила ее на стул, стала вынимать яблоки и складывать их на тарелку. Наполнив, прошла на кухню – я услышал шум воды из крана… Вернувшись, молча выложила помытые яблоки в вазу и придвинула ко мне:

– Ешьте, пожалуйста.

Я взял яблоко с красным боком и машинально надкусил его. Несмотря на невзрачный вид, оно оказалось вкусным, с кислинкой.

– Вижу, не верите, что я вернула Нате драгоценности. – Мария Гавриловна тяжко опустилась на стул. – А вы порасспросите-ка ее соседа, который рядом живет. Кажется, его Борисом Исааковичем кличут. На сыча похож… Он скажет, что было на самом деле так.

Она выдала точный портрет Дорфмана, но я не стал распространяться на эту тему, и спросил:

– Откуда знаете соседа Лозинской и как его зовут?

– Ната несколько раз к нему обращалась и называла так.

– Когда?

– Тогда, когда я была у нее!

– Вы раньше об этом не говорили, – заметил я негромко. – Как это было?

– А вот как… Через несколько дней после возвращения шкатулки с драгоценностями я решила навестить Нату, объясниться, потому что она ушла недовольной из-за Полины. Дочь, наверное, говорила вам, что Ната очень рассердилась на нее за то, что бухнула прямо в лицо: «Имея такое сокровище, беды не оберешься!» Да? – Я кивнул, а Мария Гавриловна продолжила: – Ната ответила, что пусть она не каркает, и с силой вырвала из моих рук шкатулку… Дура я, дура! – вдруг вскричала Мария Гавриловна. – С ней же вообще тогда невозможно было говорить. Наверное, потому я тогда и не потребовала у Наты расписку. А когда пришла к Нате, у нее сидел тот, Борис Исаакович. Я-то безо всякой задней мысли и спросила, мол, целы ли ее драгоценности? Она как-то странно посмотрела на меня и ответила, что хранит их в надежном месте. Мне бы уняться, посторонний все же. Да словно какой-то бес вселился в меня: «Зачем тогда приносила?» Она выпрямилась и надменно – чисто барыня: «Вы оставите меня когда-нибудь в покое, Мария Гавриловна?» Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Я дрожала над ее добром, не знала ни сна, ни покоя, и вот как она отплатила за это! Я – бедовая, Полина в меня уродилась, не выдержала и наговорила Нате всякое. До расписки ли тогда было!.. Гос-споди, лучше бы я проглотила свой язык! Нате стало плохо, пришлось делать уколы… Когда она немного пришла в себя, я попрощалась и ушла. С той поры я Нату не видела… А вы знаете, почему она принесла мне драгоценности? – Такого вопроса я не ожидал.