Ирина Лобусова - Королевы Привоза

— Что с ним стало, с ребенком? — голос Тани дрогнул, она уже все поняла.

— Она задушила его сразу после родов, — сказала бывшая акушерка, — почти у меня на глазах. Я не успела его спасти. После этого ее отправили в психиатрическую лечебницу, где она пробыла некоторое время. Но вышла оттуда очень скоро, чтобы опять вернуться в тюрьму. За убийства.

— Ребенка похоронили? — спросила Таня.

— За оградой Второго Христианского кладбища, там, где всегда хоронили умерших в тюрьме некрещеных младенцев. Могилы, конечно, отдельной у него не было.

Когда Володя и Таня покинули гостеприимный дом бывшей акушерки, оба молчали. Говорить не хотелось. Все было так страшно, что это не отражали слова.

В гостинице «Бристоль». Месть настоящей любви. Имя в медальоне. Навсегда вместе

Дождь рьяно колотил по карнизу. Эта беспрерывная водяная дробь напоминала пулеметную очередь, ранила слух. Стоя у закрытого балкона в гостиничном номере «Бристоля», Таня наблюдала, как дождевая вода, скапливаясь в старинном бронзовом водостоке, с шумом вырывалась наружу, ударяя по расположенному ниже карнизу.

Сюда, в гостиницу «Бристоль», они забежали с Володей сразу после того, как вышли из здания биржи, где находились все бумаги городского архива. В этот раз Володя взял поручение редакции у Краснопёрова, и его пропустили беспрепятственно, выдав даже в помощь сотрудника — стеснительного молодого человека в очках, который каждый раз страшно краснел, глядя на Таню. Про Таню спросили сразу, на входе, но Володя словно отрезал, заявив веско и внушительно, что она сотрудник редакции. Поручение, выписанное Краснопёровым, давало ему право на это.

Как только они вышли, хлынул проливной дождь. Крепко ухватив Таню за руку, Володя завел ее в гостиницу «Бристоль», где с совершенно прежним светским шиком заказал номер.

— Зачем номер? — запротестовала Таня. — Это же страшно дорого! Просто где-то пересидим дождь.

— А если он всю ночь будет лить? Предлагаешь всю ночь просидеть в подворотне? И потом, это не деньги! Я готов дать тебе все самое лучшее! Ты этого заслуживаешь, — и добавил, застеснявшись: — А денег у меня больше, чем я могу потратить. В редакции хорошо платят, и еще наследство осталось.

В обставленный с купеческой роскошью номер «Бристоля» Володя заказал шампанское. Он разливал вино по бокалам, пока Таня с интересом смотрела на дождь.

— За что пьем? — она отошла от окна.

— За окончание нашего дела! За то, что мы нашли убийцу с Привоза! — Володя протянул ей бокал.

— Рано, — Таня покачала головой, — мы еще не остановили убийцу.

— Тогда давай выпьем за нас, — Володя смело выдержал ее взгляд.

— Я бы выпила, если бы ты никуда не исчез, — Таня горько усмехнулась, — но закончится дождь, и ты исчезнешь так, как исчезал всегда. Я знаю. Тебя не изменишь.

Володя промолчал, только залпом выпил бокал до дна. Лицо его стало очень серьезным. Он смотрел на Таню так, словно хотел что-то сказать… Но не сказал. Таня сделала вид, что ничего не заметила.

Отодвинув в сторону хрустальную вазу, Таня разложила на столе все бумаги, которые были у них по этому делу. И первым, занимая центральное место, лежал главный документ — выписка из архива регистрации актов гражданского состояния.

— Итак, Гоби Имерцаки женился на Марии Токарчук в 1897 году, — Таня осторожно провела по древней бумаге рукой, — дальше начались долгие годы убийств и тюрьмы, разлучавшей и вновь соединяющей их. Теперь я понимаю, что такого ценного содержалось в бумагах, которыми Домбровский шантажировал Имерцаки. Имя свидетельницы по делу прачки Семашко — Мария Т., Мария Токарчук. Единственная свидетельница, давшая фальшивые показания о том, куда и как ушла девушка. И это был протокол ее допроса — ее, а не Имерцаки.

— Но ведь Имерцаки тоже был убийцей, — возразил Володя, — и не раз попадал в тюрьму.

— Он был не таким убийцей, как Мария — или Машутка, так, наверное, будет правильно. Машутка, несчастная дочка Маньки Льняной, — печально вздохнула Таня.

— Опять жалеешь всякую мразь! — нахмурился Володя. — Она же сумасшедшая! В этот раз — точно! Серийная убийца!

— Я больше никого не жалею, — Таня покачала головой, — но она ведь не виновата, что у нее была такая наследственность. Отец — убийца, мать — убийца. Кем должна была стать она?