Николай Леонов - Почерк палача

Подполковник смотрел, как смущенный Котов застегивал рубашку, верзила-блондин покровительственно улыбался, а сам Гуров оживленно разговаривал с механиками и прочим рабочим людом. И зависть, как в народе говорят, “черная зависть”, поднялась из глубины его души, даже оттеснила страх.

— Так вот он какой, ваш знаменитый Гуров, — сказал подошедший к подполковнику старший опер Вагин, правая рука начальника районного розыска. — Я поначалу на него взглянул и решил, что это столичный франт, не более, а сейчас понял: розыскник из самых настоящих. Ведь ты подумай, Александр Сергеевич, Гуров на пустом месте с десяток доверенных лиц приобрел. Работяги теперь с ним завсегда готовы по душам толковать. Он обе станции за гривенник купил и в карман сунул, в нужный момент всегда достать может. А где он этого еврея-то раздобыл? И второй, что молчит и русой головой трясет, видно, не хуже. Да, слышал много, а видеть не доводилось. Мы в верхах не топчемся, у нас дела махонькие.

Суворов повернулся к Вагину, спросил:

— Боря, про махонькие дела ты кому говоришь?

— Люблю сам с собой потрепаться, никто с тобой не спорит, не возражает, — как выражаются в Кремле, “полный консенсус”. А мы с тобой, Саша, данных волков просрали. Они давно тут крутятся, много знают всякой никчемной бытовухи, мелочевки. А ведь кирпич, Саша, из песка и дерьма делают, сушат, обжигают и ставят потом, чего душе угодно.

— Борис, ты, оказывается, философ? — закипая, спросил Суворов.

— Раз такой расклад ложится, ты, Саша, поберегись. — Вагин и внимания не обращал на настроение начальника.

— Только мне следует поберечься? — Подполковник взял себя в руки, а трусом он никогда не был.

— Почему только тебе? — искренне удивился Вагин, на лице его появилась задумчивость, и после длинной паузы он продолжил: — Чую я, от него не убережешься. Он из фанатиков, а талантливый фанатик — верная петля, дело лишь во времени. Если обе техстанции снести, пригорок выровнять, каменоломню внизу, к чертовой матери, взорвать, положить футбольную полянку, построить стадион, то и тогда, через много лет, явится во время финального матча талантливый фан и начнет кости человеческие из всех мест вытаскивать.

— Перестань каркать, бормочешь, словно ты комментатор, а незнакомые мужики мячик гоняют. — Подполковник сплюнул, растер ботинком.

— А он видел, как ты харкнул, — спокойно заметил Вагин. — И не хрен с ним польку-бабочку танцевать. Живой он человек, из мяса и костей, да еще на личной машине.

— Из таких умных и когда-то живых сегодня небольшое кладбище сложить можно, — заметил Суворов.

— Ты, Саша, знаешь, как обыграть гроссмейстера? — спросил Вагин. — Не знаешь. Я подскажу. Не играй с ним в шахматы, будь проще. С гроссмейстером ни во что играть не следует, его можно, как ребенка, сделать на перетягивании каната.

— И кто станет тянуть? — поинтересовался подполковник.

— Я точно знаю, кто к канату даже не притронется, — ответил опер. — Это Борис Иванович Вагин.

Когда Станислав вывел машину на трассу и занял свой левый ряд, Гуров спросил:

— Ну, командир, как ты оцениваешь ситуацию в целом и нашу сегодняшнюю работу в отдельности?

Котов и Нестеренко на своем “Москвиче” сразу отстали и, мигнув фарами на прощание, заняли скромный второй ряд.

— Лев Иванович большой мастер, — сказал Нестеренко.

— Он не просто мастер. Лев Иванович — чемпион, — поправил друга Котов. — Вот Станислав мастер, мы с тобой сильные разрядники, и то лишь потому, что в такой команде выступаем. Я, к примеру, каждый день работы в группе чувствую, как прибавляю.

— Придется менять машину, — подвел итог Нестеренко.

А в “Мерседесе” затянулась пауза, наконец Станислав сказал:

— Ситуация в целом нормальная, хотя бы потому, что движемся мы в правильном направлении. Захоронение здесь, и Полоз фигура не из последних. А нам необходима первая. Я сегодня уж было решил, что увидел ее и что все становится на свои места, но после долгих раздумий понял — ошибаюсь. Мой человек — фигура, безусловно, играющая, но не главная.

— Не секрет? — спросил Гуров равнодушно, хотя его и разбирало любопытство.

— Если будешь со мною хитрить, не скажу.

— Да я не хитрю, боюсь сглазить! — изображая искренность, Гуров даже схватил себя за лацканы пиджака.

— Снова врешь... Ты, Лева, безнадежен. Но скажу, так как, во-первых, люблю тебя, во-вторых, нужен совет.

— Переставим местами, и я тебя слушаю.

— Вагин Борис Иванович, он стоял рядом с местным подполковником, как его... Суворовым. Устрица, которая с нами в одно время в МУРе работала. Так вот, я с Борисом пахал еще в райотделе, до МУРа, до несчастного дня, когда попал к тебе в группу и ты тыркал меня носом во все нехорошее.