Николай Леонов - Мастер

- Ну, вот и все, - сказал начальник краевого управления. - Ну, вот и пора распрощаться, Михеев. Скатертью дорога, так сказать. Три дня вам на сборы. На тары, на бары. На всякую раскачку. Потом дорога поездом, и на шестой по месту новой службы - как часы.

Он рассуждал-приказывал, как будто это касалось его: и перевод в Москву, и железнодорожный контейнер, и всякое такое, сопряженное с отъездом Он фантазировал, что бы сделал он в положении Михеева. Первым делом он бы собирался три дня и три ночи. Всласть и со смаком пакуя каждую щетку. А Михееву хватало дня с избытком. Ну, день бы взял еще на всякий случай. Не более того. Отдел он передал заместителю, и делать ему здесь было нечего, в Краснодаре. Лишний день - это пытка. После смерти жены минуло много лет, но город, где, куда ни ступи, все связано с ней, не перестал быть источником печальных воспоминании.

Он просился куда угодно, лишь бы отсюда подальше. Так и написано в рапорте синим по белому. И начальник его читал, от него-то рапорт пошел вверх, переходя из рук в руки А оттуда спустили взамен другую бумагу, и она так же передавалась из рук в руки, только в обратном порядке. Он, Михеев, узнал ответ и подумал, ну что ж, это кстати, - в Москве его дочь и внучата, - пожалуй, ему повезло. - Там-то вы в Лужники. Там уж все матчи, - проговорил начальник. Он все-таки слегка завидовал Михееву доброй завистью старого друга.

- Там двое внучат, в Москве. Такие подрастают сорванцы, - возразил Михеев, защищаясь.

- Ну да? За «Динамо»-то вы болеете? Не станете же отрицать?

- Разумеется.

Сказал он просто так, стараясь не обидеть. А ему давно не до футбола. Это была какая-то другая страна - футбол. Веселая и беспечная. Но ему там места не нашлось. Не подошел он как-то.

- Ну что ж, счастливого пути и всяческих успехов, - сказал начальник, поднимаясь и долго не отпуская михеевскую руку. Потом Михеев зашел в хозчасть и сдал пистолет.

- Пока займитесь утюгом. Для тренировки. Чтобы кисть не отвыкла, вытяни руку с утюгом и так подержи, - сказал начальник хозчасти, составляя акт о сдаче оружия.

Михеев расписался, где положено, и вышел на улицу. Здесь его поджидали. Напротив, через улицу, стоял пожилой мужчина в новом двубортном пиджаке и полосатом галстуке. Он привалился плечом к стволу приземистой катальпы и угрюмо смотрел на Михеева. Его глаза сидели глубоко под густыми бровями, издали просто темнели глазные впадины, и было трудно разобрать, куда смотрит их хозяин. Но Михеев знал точно: взгляд принадлежит ему. Большие мягкие листья катальпы висели почти над головой мужчины, как мягкие собачьи уши, и ствол ее, казалось, поскрипывал под тяжестью его плеча - такая сила угадывалась под пиджаком.

Михеев глянул мельком на ожидавшего и зашагал к центру города. Мужчина помедлил, точно нехотя оттолкнулся плечом от катальпы и двинулся следом за Михеевым. Иногда косясь на витрины, тот видел его отражение. Мужчина шел теперь почти вровень по другой стороне улицы.

Потом Михеев брал чемодан в универмаге, а непрошеный спутник торчал поодаль за спиной, и публика разбивалась о него, будто о скалу, обтекала стороной.

Подобрав чемодан, Михеев направился в кассу. Мужчина стоял все на том же месте, как раз на его пути.

- А, Мастер, это ты? Ну, здравствуй. Как живешь? - сказал Михеев принужденно.

- Здорово, начальник. Твоими молитвами только, больше еще чем?

- мрачно буркнул Мастер, не уступая дороги.

- Ну, я пошел, - сообщил Михеев, хотя толком и сам не знал, зачем он это объясняет. Пошел себе, и все, какие разговоры.

Но Мастер промолчал, только выпятил нижнюю губу - задумчиво или просто так. И Михеев тоже его обогнул, при этом Мастер не шелохнулся, так и остался к нему спиной. Но когда Михеев шел назад к прилавку, Мастер все же удосужился сделать разворот. Он медленно повернул свое тяжелое тело вокруг оси и встретил Михеева лицом.

- Значит, уезжаешь? - на той же низкой ноте произнес Мастер, обращаясь скорее к самому себе.

- Переводят, Мастер, - сказал Михеев чуть ли не в оправдание. И без этого можно было обойтись, никто не тянул за язык. Но он стоял перед Мастером и разводил руками.

- Ну-ну, - помолчав, выдавил Мастер из себя, по-прежнему не уступая дороги.

- Такие дела, - согласился Михеев тоже после паузы, и это напомнило тот день, когда они молча два часа просидели у Мастера за столом лицом к лицу и только изредка цедили это же самое «ну- ну» и «такие дела».