Николай Леонов - Стервятники

Сергей выпил пиво, расслабился, вытер рукавом лицо, кивнул.

— Это можно. Вы птица большого полета, но не собираетесь ли вы Хромого вербовать?

— Я в жизни и падал, и по голове били, однако мозги целы, Сережа, — улыбнулся Гуров. — Да я и в принципе вербовку не одобряю, ты же сам был опером, знаешь, силой в нашем деле ничего, кроме неприятностей, получить нельзя.

— О чем же вы с Хромым толковать собираетесь? — В голосе Сергея звучал неподдельный интерес и, как показалось сыщику, некоторая обида, что важняк из Главка хочет разговаривать с Хромым, а ему, бывшему менту, туфту гонит.

— О чем беседа будет, ты у Хромого сможешь узнать. А мне ты скажи: в тюрьму не боишься устроиться? — Гуров посмотрел проникновенно, словно разговор шел о возвышенном, заметил, как метнулись зрачки собеседника, понял — парень судорожно просчитывает, что конкретно стало известно "конторе".

— Нормальному человеку страх очень даже ведом, ничего не боятся только дебилы. Я в своей жизни столько раз пугался и мандражил, не счесть.

Гуров вновь закурил и задал неожиданный вопрос:

— А вечером по улице ходишь спокойно, тебя молодые "отморозки" не достают? Они же стаей налетают, пушку достать не успеешь, да ты без дела оружие и не носишь? Или не так?

— В вашей "конторе" ментов в достатке, но вы по коридору идете спокойно, вас каждый в лицо знает, — усмешливо ответил Сергей. — Меня округе тоже в лицо знают.

— Как я понимаю, у такого воронья стаи нет и город не поделен, мигрируют и творят беспредел?

— Господин полковник, бьете по больному. Сам Капитан от этих подонков в голос кричит. А что с ними сделаешь? Ни организации, ни цели, — только ограбить, разбить, замочить. По одному вылавливать, так другие дела имеются. Потом, они тупые, однако памятливые. Мы одного их парня, когда он пытался с нашего клиента мзду получить, помяли, он позже в больнице откинулся. Так они в наш кабак человек двадцать завалились и трех наших парней замочили. Так что, им войну объявлять? "Стрелку" назначали, хотели миром договориться, не приходят. Мы их и не знаем толком. Точно известен Толик Агеев, спортсмен, интеллигент, вроде у них в авторитете. Разведка у нас, господин полковник, хорошо работает.

— Чего в свои руки не возьмешь? — осуждающе спросил Гуров.

Бестаев наконец понял, что наговорил лишнего, и подал назад:

— Я обыватель, к группировке не принадлежу, слухи пересказываю, через наш подвал сотни людей проходят.

— Ясное дело, — доверчиво согласился Гуров. — Ну ты скажи Хромому, мол, отойти требуется. А я к нему спущусь.

Митька получил кличку, так как при ходьбе одну ногу слегка приволакивал, в принципе был здоров необычайно, единоборствами не увлекался, ребром ладони доски не рубил, но ударом кулака мог человека отправить в реанимацию. Дальнейшая судьба такого человека зависела от природы и искусства врачей.

Когда Гуров спустился в подвал, хозяин сидел на своем месте и под сильной лампой разглядывал только что собранный бильярдный кий, любовно оглаживая его широкой ладонью. Сыщик поздоровался, хозяин кивнул, головы не поднял, показал на табуретку, недовольно сказал:

— Присядьте.

Сыщик сел, оглядел подвал, в котором бывал и ранее, подумал, наверняка в глубине за верстаком имеется запасный выход. Интересно, куда ведет? В каких отношениях хозяин с начальником местного угро? Не агент, но неугодных время от времени наверняка сдает.

— Ну, здравствуйте, Лев Иванович, давненько не заглядывали.

Хозяин поставил кий в угол.

— Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич, как здоровье? — ответил Гуров.

Хозяин оперся сильными ладонями на колени, нагнулся к сыщику, ответил:

— Никогда не жаловался, сейчас похвастаться не могу, — он вздохнул. Прошлым годом полтинник отметил, словно сглазили меня. Падла, вроде и жить не начинал, а уже под горку поехал, несправедливо.

— Я тебе, Митя, слов говорить не буду, ты уже большой, умный, — спокойно произнес Гуров. — В пионерах мы утверждали, мол, человек сам кузнец своего счастья. Если с лозунга пафос содрать, останется правда. Как ни крути, человек свою судьбу решает сам.

Мешают ему изрядно, известно, жизнь — борьба. Я тебе, признаться, удивляюсь, Ты мужик сильный, цельный, а встал раком и так прожить хочешь. Двум богам не служат, Митрий. Я тебя к себе не тяну, да тебе у нас и делать нечего. Но желаю, чтобы ты нравственно определился. — Сыщик кивнул. — Я понимаю, что разговорный жанр самый легкий и ничего нового ты от меня не услышишь. Что делать, истина скучна и однообразна, а ложь разнообразна и весела. Хочешь ты, не хочешь, обязан определиться, к берегу пристать. Я взрослый, многоопытный сыщик, Митя, в стукачи не зову, только тебе определиться надо, для себя, для твоей души. Потому тебе после полтинника и не заладилось. Ты своей жизнью недоволен, а признаться в этом не желаешь. Ты что, полагаешь, я не знаю, сколько ты на нарах прожил и в каком ты авторитете? Знаю, Капитан, который во главе местной группировки стоит, плевка твоего не стоит.