Джон Макдональд - Тепло твоих рук

Миллер крикнул:

— Мы берем фургон. Нам понадобится время кое-что выгрузить из него. Идет?

— Идет, — был усиленный громкоговорителем ответ.

— И никаких резких движений! — выкрикнул Макейрэн, и в его голосе я заметил легкую дрожь.

Уилер промолчал. Они продвинулись слева от меня достаточно далеко, чтобы мне стал виден пистолет в бледной и худощавой руке Дэйтуоллера. Автоматическое оружие, но размером поменьше, чем у Костинака. Он упирался им ей в позвоночник. Ее любимая блузка была помята, а светло-голубая юбка сильно испачкана.

По мере того как они подходили к сараю, они шли все быстрее — на мой взгляд, слишком быстро, чтобы Уилли Дэниелсон смог своим единственным выстрелом поразить цель. Однако когда они приблизились к узкому входу, Костинак шагнул чуть вперед, оказавшись рядом с Мег, и на какой-то миг они в растерянности притормозили. Костинак вошел внутрь сарая. Я затаил дыхание. Внезапно донесся до боли знакомый звук выстрела из «спрингфилда», запела срикошетировавшая пуля. Херман Дэйтуоллер завертелся в диком танце, топая ногами, пронзительно взвизгивая, в невыносимой боли прижав правую руку к животу. Быстро обогнув сзади стоящий в сарае фургон, национальный гвардеец разнес выстрелом Костинаку голову, превратив ее в бесформенное месиво.

В этот же миг Мег бросилась назад, она бежала в сторону, где трава была особенно высокой, бежала, высоко поднимая колени, волосы ее развевались. Не подозревая о том, она мчалась туда, где залегли люди, готовые мгновенно срезать выстрелами остальных. Я видел, как Миллер обернулся и вскинул карабин, целясь в нее. Не заметив, как вскочил на ноги, я сообразил, что стою в полный рост. Тяжелый револьвер трижды дернулся у меня в руке, и все пули, попавшие ему в грудь, отбросили его к стене сарая — с воздетыми вверх руками, из которых вывалился карабин.

Я почувствовал, что кто-то бежит, и бежит по направлению ко мне. Мне хотелось посмотреть на него. Я знал, что это Макейрэн. Но я не мог оторвать взгляда от моей жены. Мне казалось, что она бежит невыносимо медленно. Я бросил взгляд на Макейрэна в тот миг, когда он выстрелил в нее, и краем глаза я с ужасом заметил, как она оседает на землю, и когда я рванул ствол в сторону Макейрэна, что-то ударило меня в левое плечо точно молотком — резко и жестко. Потеряв равновесие, я, кажется, был на какое-то мгновение ослеплен, он же промчался мимо меня метрах в пяти, на ходу бросаясь из стороны в сторону. Люди окликали меня по имени. Я не понимал, зачем. Позднее мне объяснили, что они хотели, чтобы я упал на землю и не мешал стрелять в него.

Обогнув дом, он кинулся в сторону конюшни. Большая дверь давным-давно свалилась с петель. Она гнила, валяясь на земле. Пахнуло застоявшимся запахом сена, животных. Миновав пустые стойла, он продолжал бежать, несколько раз попадая под яркие солнечные лучи, проникавшие сквозь дыры в крыше, споткнулся, но удержался на ногах, и, достигнув задней стены, повернулся ко мне, уперев в нее спину. Метрах в пяти от него я тоже остановился. Оба мы тяжело дышали, целясь друг в друга из револьверов, словно в дешевом вестерне.

— Еще посмотрим, — выдохнул он.

— Сейчас прикончу тебя. Сообщаю, чтобы ты знал.

До меня донеслись голоса снаружи, я услышал топот ног бегущих людей. Он посмотрел на что-то позади меня. Внезапно я увидел столь знакомую мне блуждающую ухмылку. Он отбросил в сторону пистолет. Тот стукнулся о полусгнившие доски стены и упал вниз. Он поднял руки.

— Что мне оставалось делать? Эти мужики на меня навалились. Вынудили меня. Взяли у меня машину. Что я мог поделать? Должно быть, меня судить станут, но вряд ли в чем серьезном обвинят.

— Ты ее застрелил.

— Многие в этот момент стреляли, Фенн. Масса народу. К чему мне было палить в мою любимую сестренку? Да если бы ты думал так, то не стал бы в меня стрелять. Ты же полицейский, приятель. Руки у меня подняты. Ты же по правилам станешь действовать. Давай, арестовывай.

Шаги остановились невдалеке от меня. Я посмотрел на Макейрэна, моего шурина. Я увидел, что он все прочел на моем лице. У него отвисла челюсть, глаза широко раскрылись.

— Нет! — воскликнул он. — Ты что! Фенн!

Револьвер вздрогнул у меня в руке, и ствол, как обычно, дернулся вверх. Отверстие появилось у него в правой щеке, рядом с ноздрей. Он сделал шаг назад. Взгляд стал блуждающим. С поразительной мягкостью он сел на пол, почти без шума, лишь слегка кашлянув, склонил голову к коленям, затем столь же неторопливо повалился на левый бок. Последний звук, который он испустил, напоминал приглушенный кашель, какой бывает во время службы в церкви…