Жан-Клод Иззо - Мертвецы живут в раю

Марсель — город не для туристов. В нем смотреть нечего. Его красота не запечатлевается на фото. Она не едина. Здесь надо вставать на чью-то сторону, сильно увлекаться, быть за, быть против. Быть страстно. Лишь тогда то, что можно увидеть, даст себя увидеть. И то слишком поздно. Мы уже переживаем драму. Древнюю драму, герой которой — смерть. В Марселе, даже чтобы погибнуть, надо уметь постоять за себя.

Теперь паром казался лишь темным пятном на фоне заката. Я был слишком полицейским, чтобы понимать случившееся буквально. Кое-что от меня ускользало. С помощью кого Уго так быстро смог выйти на Дзукку? Действительно ли Дзукка заказал Маню? Почему? И почему Ош не арестовал Уго вчера вечером? Или сегодня утром? И где сейчас Лола?

Лола. Подобно Маню и Уго, я не видел, как она выросла. Становилась женщиной. Потом, как и они, я был в нее влюблен. Но я не мог претендовать на нее. Я не был из квартала Панье. Я в нем родился, но едва мне исполнилось два года, мои родители поселились в Капелетт, в итальянском квартале. С Лолой можно было вести себя запросто, и это уже было большое везение. Моим счастьем были Маню и Уго, то, что я дружил с ними.

У меня также жили родственники в квартале, на улице Кордель — два двоюродных брата и сестра Анжель. Желу была взрослой, ей почти семнадцать. Она часто приходила к нам. Она помогала моей матери, которая уже практически не вставала с постели. После надо было, чтобы я ее провожал. В то время люди, правда, не боялись ходить по улице, но Желу не любила возвращаться одна. Ну а мне очень нравилось прогуливаться с ней. Она была красивая, и я, пожалуй, гордился, если она давала мне руку. Трудности возникали, когда мы доходили до Аккуль. Я не любил заходить в этот квартал. Там было грязно, разило зловонием. Я стыдился. Но главное — я боялся. Не с ней. Когда возвращался один. А Желу это понимала, и ее это забавляло. Я не смел попросить ее братьев проводить меня. Возвращался я почти бегом, опустив глаза. На углу улицы Панье и улицы Мюэтт часто толпились мальчишки, мои ровесники. Я слышал их смех при моем появлении. Иногда они освистывали меня, как девчонку.

Однажды, это было в конце лета, мы с Желу шли вверх по улице Пти-Мулен под ручку, как влюбленные. Ее грудь касалась тыльной стороны моей руки. Это меня опьяняло, я был счастлив. Потом я увидел их, обоих сразу. Их я уже не раз встречал. Мы, наверное, были одного возраста — четырнадцать лет. Они шли нам навстречу, зловеще улыбаясь. Желу сильнее сжала мою руку, и я почувствовал у себя на ладони тепло ее груди.

Они расступились, дав нам пройти. Самый большой оказался со стороны Желу, самый маленький — с моей стороны. Громко смеясь, он толкнул меня плечом. Я выпустил руку Желу:

— Эй, испашка, полегче!

Удивившись, он обернулся. Я нанес ему в живот удар кулаком, который согнул его пополам. Потом ударом с левой в лицо я его «распрямил». Один из моих дядей немножко обучил меня боксу, но дрался я в первый раз. Тот лежал на земле, с трудом переводя дыхание. Второй застыл на месте. Желу тоже. Она смотрела на это испуганная и, по-моему, зачарованная зрелищем. Я подошел и угрожающе спросил:

— Ну что, испашка, получил?

— Ты не должен так называть его, — сказал у меня за спиной другой.

— А ты кто такой? Итальяшка?

— А что это меняет?

Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Лежа, он заплел мне ногу. Я оказался на заднице. Он набросился на меня. Я увидел, что у него рассечена губа и из носа идет кровь. Сцепившись, мы катались по земле. Мои ноздри наполнились резкими запахами мочи и дерьма. Мне хотелось плакать, остановиться, положить голову на грудь Желу. Потом я почувствовал, как меня с силой тянут за шиворот, давая мне оплеухи по голове. Какой-то мужчина разнимал нас, обзывая хулиганами и даже обещая, что мы кончим «на каторге». Я больше их обоих не видел до сентября. Мы оказались в одной школе на улице Рампар. В классе С.А.Р. [4] С.А.Р. — свидетельство о профессиональной подготовке. Сначала пожать мне руку подошел Уго, потом Маню. Мы говорили о Желу. По их мнению, во всем квартале она самая красивая.

Домой я добрался уже заполночь. Я жил вне Марселя. В Ле Гуд. Это предпоследний маленький порт перед каланкани — глубокими бухтами. Идешь по Корниш до пляжа Рукас-Блан, далее берегом моря. Старая часовня. Красный мыс. Пастуший дом. Грот Роланда. Все они столь же кварталы, сколь еще и деревни. За ними Мадраг де Монредон. Здесь Марсель кончается, если судить по внешнему виду. Узкая извилистая дорога, прорубленная в белой скале, нависает над морем. В конце ее порт Гуд, защищенный бесплодными холмами. Километром дальше дорога кончается. В Кальлонг, тупике Мюэ. За ним бухты Сормиу, Моржиу, Сюжиттон, Ан-Во. Настоящие чудеса природы. Таких не отыщешь на всем побережье. Попасть в них можно только пешком. Или на лодке. Это было везенье. За ними, далеко за ними, находился порт Кассис. И туристы.