Жан-Клод Иззо: Мертвецы живут в раю

Она не шелохнулась, оцепенела. Глаза ее медленно тускнели. Ее взгляд больше ничего не выражал.

— Я во всем этом могу хоть слово сказать?

— Нет.

— Это все, что у тебя есть мне сказать?

На то, что ему хотелось бы сказать, потребовались бы века. Он мог резюмировать это в одном слове и одной фразе: «Сожалею. Я люблю тебя». Но у них больше времени не было. Или, вернее, время обогнало их. Будущее оказалось позади них. Впереди теперь были только воспоминания. Сожаления. Он посмотрел на нее с максимальным равнодушием.

— Сними все деньги с твоего банковского счета. Уничтожь твою синюю карту. Как можно быстрее смени фамилию. Марин тебе устроит это.

— А ты? — с трудом выговорила она.

— Я позвоню тебе завтра утром.

Он посмотрел на часы, встал. Он прошел мимо Лолы, избегая смотреть ей в глаза, и отправился в ванную. Он запер дверь на защелку. Ему не хотелось, чтобы Лола пришла к нему под душ. В зеркале он увидел свое лицо. Оно не понравилось ему. Он чувствовал себя старым. Он разучился улыбаться. В уголках губ появились горькие складки, которые уже не разгладятся. Скоро ему стукнет сорок пять, и этот день станет самым отвратительным в его жизни.

Он услышал первый гитарный аккорд «Entre los aguas » [3] «Между двух источников» ( исп.). Пако де Лусиа. Лола сделала звук громче. Стоя перед проигрывателем, она курила, скрестив на груди руки.

— Впадаешь в ностальгию?

— Ты мне осточертел.

Он взял пистолет, зарядил его, поставил на предохранитель и сунул его за спину, между рубашкой и брюками. Она обернулась и следила за каждым его жестом.

— Поторопись. Я не хотел бы, чтобы ты пропустила этот поезд.

— А ты что собираешься делать?

— Устроить шухер. Я полагаю.

Мотор мопеда работал на малых оборотах без перебоев. 16 часов 51 минута. Улица Эсперетт, под самой виллой Дзукки. Было жарко. Пот струился у него по спине. Он спешил со всем покончить.

Все утро он искал арабов. Они непрерывно меняли улицы. Таково было их правило. Это ничему помочь не могло, но у них, вероятно, имелись свои причины. Он нашел их на улице Фонтен-де-Кайлюс, которая стала площадью, с деревьями и скамьями. Здесь были одни арабы. Жители квартала не заходили сюда посидеть. Они предпочитали оставаться у своей двери. Взрослые сидели на ступеньках дома, те, что помоложе, стояли. Мопед был рядом с ними. Увидев, что он подходит, главарь встал, остальные расступились.

— Мне нужна твоя тачка. На после обеда. До шести часов. Две тысячи наличными.

Он внимательно осмотрелся. Встревоженный. Он ставил на то, что никто не подойдет садиться в автобус. Если кто-нибудь возникнет, он откажется. Если какой-нибудь пассажир захочет выйти из автобуса, он заметит это слишком поздно. Это был риск. Он решил пойти на него. Потом он подумал, что, идя на этот риск, он мог с таким же успехом решиться и на другой. Он начал прикидывать. Останавливается автобус. Открывается дверь. Садится пассажир. Автобус снова отходит. Четыре минуты. Нет, вчера это все заняло только три минуты. Положим, все-таки, четыре. Дзукка уже перейдет улицу. Нет, он увидит мопед и даст ему проехать. Он начисто забыл думать о чем-либо другом, считая и пересчитывая минуты. Да, это было возможно. Но после начнется вестерн. 16.59.

Он опустил забрало шлема. Пистолет он крепко зажал в руке. Но его ладони были сухие. Он слегка дал газу, чтобы поехать вдоль тротуара. Левая рука судорожно сжимала руль. Показался пудель, за ним шел Дзукка. Внутренний холод охватил его. Дзукка видел, что он приближается. Он остановился на краю тротуара, удерживая собаку. Он понял, но слишком поздно. Рот у него округлился, хотя он не издал ни единого звука. Глаза его расширились. Страх. Только этого уже хватило бы. Пусть он наделает в штаны. Он спустил курок. С отвращением. К себе. К нему. К людям. И к человечеству. Он разрядил ему в грудь всю обойму.

От виллы рванул вперед «мерседес». Справа подходил автобус. Проехал остановку, не сбавляя скорости. Он дал мопеду полный газ и перерезал дорогу автобусу, обогнув его. Он чуть было не вылетел на тротуар, но проехал. Автобус резко затормозил, загородив «мерседесу» въезд на улицу. Он понесся на полной скорости, повернул налево, еще налево в проезд Сувенир, потом на улицу Роз. На улице Буа-Сакре он выбросил пистолет в дыру сточной канавы. Через несколько минут он спокойно ехал по улице Андум.

Только сейчас он начал думать о Лоле. Сначала одно, потом другое. Больше говорить не о чем. Тебе так хотелось, чтобы она животом прижалась к твоему животу. Вкус ее тела. Ее запах. Мяты с базиликом. Но между вами пролегло слишком много лет и слишком много молчания. И Маню. Мертвый, но все еще такой живой. Вас разделяло полметра. Своей рукой, протяни ты ее, ты мог бы обхватить Лолу за талию и привлечь к себе. Она могла бы расстегнуть пояс халата. Ослепить тебя красотой своего тела. После и настало бы «после». Пришлось бы находить слова. Слова, которых не было. «После» ты потерял бы ее. Навсегда. Ты ушел. Не попрощавшись. Не поцеловав ее. Снова ушел.