Елена Глебова - Цыган

Всё смешалось в голове молодого Дирка: и качающееся кадило, и высокие венчальные свечи, и удивительной красоты венец, что держали над его головой, и ослепительное кружево подвенечного наряда Афонюшки, тонущее в километрах белоснежной фаты, и трогательное, задушевное и такое искреннее пение церковного хора. Все события и лица слились в одно событие бурного пиршества. Микула накрыл богатые столы на берегу Волги – свадьбу дочери праздновали всем городом. Беспрестанно играла гармонь, купцы-соратники по купеческой гильдии подносили молодым свои подарки. Кто чем торговал – тем и одаривал новобрачных. Клали к ногам невесты и тюки с дорогими тканями, и украшения, что не всякая знатная семья могла себе позволить, и сапоги мягкой телячьей кожи, и шубы, и всякую домашнюю утварь. Афонюшка с замиранием сердца смотрела на своего суженого – вот счастье-то папочка купил. Только топнула Афоня ножкою, а папенька раз – и вот тебе, доченька, самый видный из женихов, да не из простых, а знатной дворянской крови. Дворяне, даже нищие, редко когда допускали подобный мезальянс, чтобы родовитый сын своего семейства взял в жёны пусть и богатую, да безродную. А тут на тебе: дочь Микулы Кулака да за такого красавца из благородных! Вот теперь вся округа будет кликать её Афонькой Любенкой! Ай, девки обзавидуются все! Так и думала Афоня, утопая в кружевах модного заморского платья, что папенька заказал прямо из Дрездена на свадьбу доченьке. Дирк с вежливой улыбкой принимал поздравления. Пьяные выкрики, постоянные крики «горько», пляски до упаду, а потом и кулачный бой – какая же русская свадьба без драки – всё это смешалось в одно грустное тягучее воспоминание. Счастливый взгляд Микулы при виде расцветающей на его глазах доченьки, бурная длинная конная процессия с баянистом и горланящими развесёлыми румяными девками, и лишь обручальное кольцо непривычно жало палец Дирку Любену, а не снимешь уже…

Шли годы. Они, как птицы, улетали прочь от Дирка, унося с собой его молодость. Афоня в жизни оказалась такой же жёсткой, прижимистой, если не сказать скаредной, как и её папенька, но при этом девица была умная, смелая и открытая. Дирк мучительно долго привыкал к её ограниченному уму, который понимал только в одной сфере – сфере денежной. О чём ни спроси Афонюшку, а всё одно – про пироги с капустою услышишь. По дому помогали Афоне дворовые девки: Марфа и Пелагея. Одна в огороде да на кухне, другая убирала дом и настирывала простыни. Двух служанок вполне хватало прижимистой Афоне, пока не родился у неё первенец – Николенька. Испугавшись, что ребёнка будет воспитывать необразованная ограниченная купчиха, Дирк тут же подсуетился и привёл в дом ещё одну горничную – Ирму, родом из Энгельса, тоже из обрусевшей немецкой семьи. Ирма была молодой девицей навыдане, но без приданого. Многие засматривались на неё, но никто не хотел брать в жёны девушку из крайне бедной семьи, едва влачившей своё жалкое существование. В совершенстве владеющая двумя языками, Ирма прекрасно понимала в фармацевтике, читала и писала на латыни и превосходно играла на нескольких музыкальных инструментах. Дирк был дико восхищён своей негаданной находкой, которая так некстати была противоположностью Афонюшки. Ирма была стройна. Высокая, статная, с льняными длинными волосами и широко распахнутыми на мир голубыми глазами-озёрами, она напоминала собою лань, трогательную, грациозную, пугливую, тихую и очень доверчивую, с какой-то глубокой затаённой грустью. Ирма занималась исключительно воспитанием маленького Николеньки, и Дирк платил ей с особой щедростью. Афоня, когда дело касалось сынишки, не скупилась ни на что, а Микула готов был снять с себя последнюю рубаху, видя во внуке всё своё будущее.

Прошло ещё пять лет. Николенька подрастал. Ирма, будучи прислугой, стала, практически, членом семьи молодых Любенов. И однажды, как обычно, мягко и беззвучно войдя в спальню Афони, Ирма попросила рассчитать её. Афоня сначала не поняла, в чём дело. Девчонка так старательно выполняла все поручения, была превосходной няней Николеньке, и ребёнок был очень привязан к ней. Каждый вечер в гостиной играла фисгармония, купленная Дирком за огромные деньги, чтобы услаждать слух домочадцев и воспитывать в Николеньке любовь к музыке. Ирма чудесно играла на скрипке, свирели и духовой гармошке, так любимой всеми немцами. И вот, вдруг, раз – и расчёт. Ирма потупила взор и призналась Афоне, что ждёт ребёнка, и ей становится всё сложнее выполнять многие поручения хозяев. Афоня растерялась, потом разозлилась и, в конце концов, изумлённо спросила:

Читать дальше