Людмила Бояджиева - Жизнь в розовом свете

Сердце Франсуаз бешено заколотилось, она едва не выронила дрогнувшую в руке фарфоровую чашечку, вся вспыхнула, поняв только сейчас, что думает лишь об одном — о том, что случится ночью.

— Говорю тебе, это она! — услышала Франсуаз за своей спиной английскую речь.

— Тебе везде мерещатся знаменитости и важные знакомые, — ответил женский голос.

Очевидно, речь шла о какой-то забредшей сюда актрисе.

— Добрый вечер, мадам. Извините за беспокойство. — Рядом с Франсуаз стоял он, смущенно улыбаясь и комкая в руках салфетку. Светлые брюки, в тон им — оттенка молочного шоколада — элегантный пуловер. Круглые стильные очки на тонком, скорее арабском, чем негритянском носу. Непонятно, как Франсуаз узнала его, но узнала мгновенно, оцепенев от неожиданности.

— Вы, кажется, завершаете ужин? Если никого не ждете, не подсядите ли к нам? Я как раз рассказывал Грейс о ремонте.

Вместо того, чтобы отказаться, Франсуаз почему-то поднялась и пересела за соседний столик.

— Привет. Меня зовут Грейс, — с любопытством уставилась на Франсуаз молоденькая девица. Немытые волосы небрежно завязаны в хвост, на груди стянуты рукава пестрого, наброшенного на плечи, свитера.

— Френси рассказывал какие красивые комнаты в вашем доме.

— Дом не мой, — сказала Франсуаз по-английски, глядя на черную кайму под ногтями малышки.

— Мы с Грейс живем в плохонькой гостинице у вокзала. Душ только один на весь этаж. — Как бы извинился за свою подружку Френси.

— Меня зовут Франсуаз Бордери (она почему-то назвала свою девичью фамилию). Я парижанка, временно гощу у подруги.

— Ха! Вот здорово — я сижу между двумя Франсуа — могу загадывать желания. — Грейс значительно посмотрела на своего дружка. — А он сказал, что вы очень известный дизайнер рекламы.

— Это Шарлотта! Я занимаюсь совсем другим. — Машинально произнося слова светским тоном, Франсуаз ощущала, как увядает распустившийся в её душе цветок и опустевшее нутро заполняет мертвецкий холод.

— Я рассказал, как починил в вашей ванной дыру в потолке, Грейс не поверила и все просила показать ей, — объяснил парень. — Я ведь недавно работаю маляром.

— Ах, Френси — жуткий хвастунишка. Его взяли в строительную бригаду мусорщиком. Да, да! — Грейс закрыла ладонью рот, спешившего возразить дружка. — А уж штукатурить — сомневаюсь. Он жуткий белоручка.

— Тем не менее, ваш друг ничего не придумал, — сказала Франсуаз, не в силах подняться и уйти. Она осознавала, что выглядит как говорящий манекен.

— Нет, конечно, кое-что у него получается отлично! — веселилась Грейс.

— Перестань! Жалею, что позволил тебе пить вино.

— Мадам, вы видите перед собой Франси Ригга-младшего. — Торжественно объявила Грейс и, не заметив потрясения на личе Франсуаз, пояснила: — Отец этого мусорщика — генеральный директор банка в Вашингтоне, сынок заканчивает факультет в Прикстонском университете и уже здорово помогает папаше крутить капиталы.

— Грейс! Ну что за старомодный пафос! Твой отец — грузчик в порту, и ты из кожи вон лезешь, демонстрируя свои пролетарские замашки и независимость. Удрала из дома и притащилась сюда, чтобы посмотреть, как я буду работать каменщиком. Мне необходимо освоить язык!

— Чучело! Плевать мне на твои закидоны в смысле строительных упражнений. Мне интересуют совсем другие игры. — Обвив шею парня, она прижалась к нему. — А вообще — забавно. Обычно мой красавчик занимается пробиванием дыр. А здесь — залепил! Это как, приятно? — Она захихикала, наслаждаясь оторопью француженки. — Можно, я приеду завтра взглянуть на апартаменты и работу Френси?

— К сожалению, я завтра уезжаю. — Франсуаз, наконец, нашла в себе силу подняться. — Желаю вам больше не портить чужие потолки, мистер Ригг.

…Она не могла уснуть до утра, перевернув простыни и одеяла. В саду за окном происходили кошачьи разборки, у соседки жарили на барбикю и громко смеялись подвыпившие гости. Все было невыносимо противно, даже белеющие в темноте ветки черешни. Ничего не напоминало о её недавних видениях. Еще один мираж, оказавшийся обидным обманом. Темпераментный повеса взял то, что плохо лежит — овладел перезрелой, скучающей женщиной. Один из самых ни к чему не обязывающих эпизодов. Ни к продолжению связи, ни к тому даже, чтобы запомнить случайной партнерши по «спортивному сексу».

Работяга оказался интеллектуалом, да к тому же — богачом. От этого Франсуаз становилось особенно больно, словно её снова предали. Предал тот, кто должен был оценить разницу между изнеженной дамой и немытой глупой «девчонкой».