Владимир Великий - Исповедь изгоя

Отсутствие хозяйки квартиранту было на руку. Одиночество, как он считал, способствовало его таланту, делало его даже счастливым. Он быстренько достал из холодильника три яйца и разбил их, затем поджарил их на сковороде. Яичница и чай стали для него постоянными блюдами. И не потому, что у него не было продуктов питания. Холодильник был до отказа набит мясом и домашним салом. Чурсин в большинстве своем не занимался приготовлением пищи из-за нехватки времени, иногда ленился. Скорее всего, ленился от обилия мыслей. Его мозг был в постоянном напряжении, день и ночь. Он прокручивал молодому человеку десятки вариантов написания диссертации.

От обилия новых мыслей Чурсин иногда приходил к выводу о бессмысленности своей темы исследования. На какие-то короткие моменты он впадал в панику. Ему хотелось все бросить, забиться от людей куда-нибудь подальше, отвлечься от сотен умных цитат и указаний.

Прошедшее заседание кафедры все его сомнения отбросило, притом очень далеко и навсегда. В том, что его тема исследования диссертабельна, и он в скором будущем станет самым молодым ученым среди обществоведов «кооператива», он уже нисколько не сомневался. Сейчас, лежа в постели, он лениво, но с очень большим наслаждением прокручивал почти по минутам ход обсуждения его научной работы. Оно прошло на ура. Хотя первый раздел дался ему нелегко.

Он прочитал десятки научных сообщений, книг, монографий по исследуемой теме. Он также тщательно проштудировал работы В. И. Ленина, документы партии, посвященные этой проблеме. За месяц до заседания кафедры его рукопись раздела была готова, она была порядка двухсот страниц. От объема писанины ему стало не по себе. Он прекрасно знал, что любая диссертация по исторической науке, согласно требованиям Высшей Аттестационной комиссии при Совете Министров СССР, должна быть не больше 200-220 страниц, включая источники. Его же диссертация состояла из пяти разделов. Первый раздел, исходя из сложившихся традиций в ученом мире, должен быть самым маленьким по объему. Времени было в обрез. Он начал форсировать сокращение раздела. За пару недель это ему удалось сделать. Неожиданно возникла другая проблема. Рукопись предстояло напечатать. Он обратился к Анне Петровне, та обещала посодействовать. Через день у него были номера телефонов двух машинисток, которые брались напечатать рукопись в сжатые сроки. После множества звонков ему пришлось отказаться от этой идеи. За один печатный лист пожилые женщины брали по 40 копеек, за срочность еще по 10 копеек. Один лист обходился 50 копеек. Лишних денег у него не было.

Корявый почерк также требовал его личного присутствия во время печатания. Его выручила секретарша кафедры философии, которая, узнав о бедах нищего ассистента, предложила ему свою личную печатную машинку. Предложила с одним условием – печатать только в методическом кабинете. Алла Ивановна не хотела, чтобы ее пишущая машинка, стоящая на учете в милиции, находилась вне ее контроля. Чурсин от радости чуть ли не расцеловал молодую женщину. Он уже имел определенный опыт работы на портативной пишущей машинке, который приобрел при написании конкурсных и курсовых работ в университете. Копировальную и писчую бумагу ему пришлось покупать самому, с большой переплатой…

Сейчас все мысли о прошедших трудностях отошли на второй план. Его радовало, что все его коллеги по исторической науке дали высокую оценку его теоретического раздела. Он тихо рассмеялся, когда вспомнил выступление Виктора Ивановича Тарасова, ассистента кафедры, бывшего военого политработника. Его выступление было последним. Пожилой мужчина с большой плешиной на маленькой голове после положительной рецензии на труд своего коллеги в заключение патетически произнес:

– Уважаемые коллеги! Мои товарищи по духу и партии! Я нисколько не сомневаюсь, что перед нами стоит очень талантливый и очень гениальный молодой человек, который, без всякого сомнения, внесет значительный вклад в развитие маркситско-ленинской теории и в усиление руководящей роли нашей партии…

У соискателя на ученую степень чуть ли не выступили слезы. Он уже хотел сделать шаг в сторону своего старшего товарища, чтобы его обнять. Однако тот его опередил. Тарасов, словно он был на военном параде, четко отпечатал три шага в сторону молодого человека, раскрасневшегося от лестной оценки рецензента, и затем его крепко обнял. Тотчас же раздались жидкие аплодисменты сидящих…