Дарья Плещеева - Береговая стража

Федька подняла голову и увидела среди голых ветвей большую оловянную луну, которая словно бы свила себе гнездо и устраивается там на ночлег. Только луне Федька и могла задать вопросы – она-то видела, кто крался, позабыв о своей танцевальной походке. Больше обратиться не к кому – она росла сиротой. Мать умерла вскоре после ее рождения, Федьку сперва растили дед с бабкой, но бабка не на шутку разболелась, и девочку отвезли в Москву к какой-то бездетной тетке, женщине доброй, хотя и удивительно бестолковой. Потом, когда ей было уже лет восемь, ее вернули в Санкт-Петербург и взяли в дом брата ее отца. Они оба служили в фигурантах, Антон и Иван Бянкины. Потому-то Федька и попала в танцевальную школу, а вскоре после этого спьяну упал на улице зимней ночью и замерз насмерть отец. Дядя после того прожил недолго, а его вдова, выходив лежавшую в оспе Федьку, сочла свой долг исполненным, вышла замуж за пожилого чиновника и уехала с ним в Калугу. Вот разве что покойный дед с ней возился – тот, что оставил полдома и кучу старинных книг. Летом Федька у него живмя жила, да и в прочее время часто прибегала и оставалась ночевать. Дед когда-то служил музыкантом и любил потолковать о высоком искусстве. Книги хранились на Васильевском острове у давнего его приятеля Устина Карповича. Тот был старик разумный, да хворый – тоже не защитник…

– Нет! – сказала Федька. Если Саньке угрожает опасность – она даст круг в сотню верст, до самого Кронштадта по льду врагов доведет, а любимого не выдаст! Вот только бегать по льду – невелика наука, а с кем бы посоветоваться? Дуня к ней благоволит, но если речь зайдет об убийце, который выслеживает Саньку, – убийцы она, скорее всего, испугается. Как же быть?

Федька петляла битых полтора часа, дважды выходила на Нев ский, наконец, оказалась у Шапошникова, уверенная, что следы запутала основательно. Ее впустил, как обычно, Григорий Фомич, поворчал, ушел, через полчаса принес кувшин с горячей водой и медный таз. Это было кстати – Федька еще спросила мыло, мочалку, и быстренько вымылась на сон грядущий – чтобы не успел остыть чай в кружке, к которому полагался пирог с грибами.

Потом она легла, вытянулась, закрыла глаза – но сон не шел, зато началась беседа с незримым Санькой.

«Я тебя не выдам, – мысленно говорила Федька, – я все сделаю, я пойму, кто за мной ходит, и деньги заработаю, и с девками договорюсь, чтобы тебе оправдаться, все для тебя сделаю, все, и ты поймешь… и я скажу вслух… наберусь мужества и скажу – люблю, люблю, люблю… и все вмиг переменится!»

От таких мыслей вместо сна приходит хмельное настроение, хочется ощутить связь между двумя сердцами чуть ли не как струну, которую можно подергать, и послать сигнал – блик света, долгую ноту, и получить обратно. Федька маялась, маялась, и вдруг открыла способ дать знать о себе любимому.

Она прокралась в гостиную, где стояли клавикорды, и одной рукой наиграла мелодию того самого танца – дуэта Прометея и Пандоры. Мелодия родилась сразу и без ошибок. Федька поняла, что она полетела к Румянцеву, что прилетела, что прикоснулась, – и тогда лишь смогла заснуть счастливым, невзирая ни на что сном.

Летний дворец, который звали еще Деревянным, был дворцом-призраком – заброшенным, ненужным, несмотря на свою необъятность и обветшавшую роскошь. Строил его для государыни Елизаветы еще сам Бартоломео Франческо Растрелли.

Он не жался и каждый вершок не считал – дворец вышел просторный, с огромным двусветным залом, великолепными галереями, в том числе и перекинутой через Мойку – чтобы Елизавета Петровна могла ходить гулять для разнообразия в Летний сад, хотя и у самого дворца, перед главным фасадом устроили великолепные фигурные цветники, высадили подстриженные деревья, соорудили фонтаны, и получился хотя невеликий, но ухоженный парк.

Государыня Екатерина Алексеевна жить в этом дворце летом не пожелала – с ним были связаны печальные воспоминания. В Летнем дворце она родила сына, которого у нее тут же забрали, с триумфом унесли в покои Елизаветы Петровны, а она, мать, лежала одна, беспомощная и забытая, на растерзанной постели, – не у кого кружку воды попросить.

Растреллиево творение считалось двухэтажным, первый этаж – каменный, второй – деревянный, с высокими большими окнами. Был и третий – вроде чердака. Когда-то решено было красить здание в розовый цвет, но уже давно его не обновляли, стены стояли облупившиеся, из многих окон пропали стекла, воры понемногу растаскивали и печные изразцы, и наборный паркет, не говоря уж о зеркалах.