Дарья Плещеева - Береговая стража

Это уже было однажды – страстное желание прервать собственную жизнь усилием воли! И способ избран тот же – выйти из дому, не одевшись, а потом шагать, и шагать, и шагать, обнимая себя руками, и упасть в снег, и потерпеть холод еще немного. Такое возможно, если умирает любовь, а ты спешишь ей вдогонку.

Но той Федьки, что хотела бы отдать душу и жизнь за любимого, на свете больше не было, и из ее души вылупилась другая – больше, сильнее, умнее и яростнее прежней. А скорлупки – наступить, чтобы хрустнули, и – все…

Она соскочила с коня и подбежала к мертвой Лизе и уходящему из мира живых Световиду. Допустить этого она не могла!

– Дурак! Болван! – закричала Федька, схватив Шапошникова за плечо и тряся изо всех сил. – Опомнись!

– Нет, – тихо ответил Световид.

Теперь стала ясна истинная причина его ненависти к Лисицыну, отнявшему все – и богатство, и любимую невесту. То, что заставляло его жить, пропало, рухнуло. Он не сумел спасти – и если вместе не жить, то хоть умереть. Теперь-то уж вовсе напрасно бы старались Дальновид, Выспрепар и Миловида, рассказывая ему правду о Лизе. Он знать не желал правды – и смерть Лизы его от правды освободила. Теперь она была той, с которой его разлучили, восемнадцатилетней, чистой, безгрешной. Все ее замыслы, все ее дела стали вдруг недействительны. А он, с сединой в коротко стриженных волосах, – был сейчас двадцатилетним. А ночь – вообще вечной, как та, что ждет за могилой.

– Не смей! Не пущу! Не дам! – выкрикивала Федька. – Помогите! Дальновид! Сюда, ко мне!

Ответа не было. А Световид наклонился вперед и лег всем телом на мертвую Лизу, лицом, губами – к ледяной крови.

– Господи, да что же это? Световид! Дмитрий Иваныч! Господи, Господи…

Федька понимала, что ее крик могут не услышать. Впору было подпалить лес, чтобы столб огня стал знаком для Дальновида и Потапа.

И вдруг Бянкина поняла, что может сделать. Воткнув в снег факел, она побежала к коню. Чей он – она понятия не имела, но при седле были кобуры-ольстры. Моля Бога, чтобы в них нашелся хоть один пистолет, Федька провела рукой – и ощутила округлую рукоять.

Она вытащила оружие, попыталась выстрелить – он оказался разряжен. Второй не дал осечки, громкий выстрел пронесся над лесом, и пуля улетела куда-то к луне.

Световид не шелохнулся. Федька подошла, хотела погладить по плечу – но удержалась. Она сама ударила бы того, кто в такую минуту вздумал ее ласкать. Молча взяв факел, она вскарабкалась на лошадь и подняла огонь над головой, чтобы его было видно издали.

Сильфы слышали выстрел, они должны забеспокоиться и прилететь. А она будет ждать – потому что может сделать для Световида только это. Ждать и молиться, чтобы факел не погас.

Оба окаменели – она с факелом, он над телом мертвой невесты. Сколько это длилось – уму непостижимо, минуты и секунды не годятся для этого состояния человеческой души. Но что-то произошло – Световид пошевелился, сел, повернул голову, уставился на огонь.

Федька смотрела на него неотрывно. Два взгляда образовали незримую нить, которая натянулась, задрожала, и от одних глаз к другим потекла жизнь.

Давали «Прибытие Венеры на остров Кипр». Последний спектакль в Каменном театре – на лето публика разъезжалась.

Перед самым началом Анюта Платова подошла к занавесу и выглянула в нарочно устроенную дырочку – хотела убедиться, что купец Шерстобитов, заменивший в ее хозяйстве откупщика Красовецкого, сидит в ложе и готов любоваться ее плавной выступкой и прелестными ручками. Но глядела она недолго – отбежала в глубь сцены, туда, где у греческого пейзажа с храмом на холме, вплотную к морским волнам, уже стояла береговая стража.

Санька, одетый сатиром, в коричневых штанах и кафтанчике, с фальшивой леопардовой шкурой через плечо, увидев, что дансерка спешит к нему, даже испугался – пусть весь театр знает про их амуры, но зачем так-то открыто?

Но Анюта была в смятении и обратилась к фигуранткам.

– Матушки мои, или я умом тронулась, или в ложе сидит наша Федька!

– Где? – первым спросил Васька-Бес, а Малаша побежала к дырочке.

– Слева!

– Ты сдурела!

Вслед за Малашей поспешили Наталья и Анисья Буревая. Потолкавшись сперва, они поочередно выглянули в зал и прибежали к заднику с докладом: точно Федька Бянкина!

– Платье на ней – как у княгини, вся грудь в алмазах! И рядом кавалер – глядит князем! – выпучив глаза, говорила Наталья. – В соседней ложе княгиня Голицына – и она с нашей-то Федькой уж так угодливо разговаривает!