София Устинова - Глоток горячего горького шоколада

– Не друг – бизнес-партнер! – гневался Фатих, стискивая мои плечи стальным хватом. Я опешила – Каплан чрезвычайно быстро взвинтился как налетевший тайфун. – Не лезть в дела, ты любовница. С другими говорить не сметь. – вдалбливал ожесточенно. Набросился, терзая рот насильственным поцелуем. Вопреки пониманию воспламенялась. Ненависть смело, будто жухлый листок напором урагана. Разумное отступило – Каплан оторвался: – Ты – мой, – чеканил в губы, правдивостью окуная в ледяную прорубь яви. – Я не торговец телами. Ты здесь… Я хотеть совместить приятный с полезный.

Фатих вновь стегал словами, точно раскаленными прутьями. «Залепить» пощечину не позволило оцепенение и жуткая боль – душа и сердце обливались кровью, мозг лихорадочно переваривал сказанное. Не лезть. Любовница. Не сметь. Приятный с полезный. Грёзы рассеялись, мираж растворился. Я вернулась на землю, но ноги подводили – не чувствовали тверди. Каплан прав. Когда я потеряла границу реальности?

«Тогда, когда подумала, что нравлюсь ему», – пришёл ответ из ниоткуда.

Секс – ничего более. Мне уже не хотелось продолжения. Попала в плен турка, нужно срочно искать пути отступления, иначе…

Фатих ослабил хват. Я как подкошенная осела на пол, обхватив плечи руками – горели, словно в огне:

– Прости, – шепнула в прострации не своими губами.

Каплан тяжело дыша, отвернулся, заправляя рубашку в брюки. Точеный профиль удивительно огрубел, черты заострились. Лицо мрачнее грозовой тучи, взгляд задумчиво-решительный.

В желудке скрутило, будто внутренности выжимали. Тело дрожало. Опустила голову и поправила задранный, смятый подол некогда отменного платья:

– Спасибо за правду, – голос лился монотонно, безжизненно, – теперь бы мне вернуться в мотель.

Турок обернулся так резко, что поток прохладного ветра долетел до меня:

– Куда спешить? – хрипловато бросил и шагнул навстречу. – Я хотеть провести ночь тут. С тобой…

– Хотеть – не иметь, – проигнорировала его руку и поднялась, гордо вскинув подбородок. – Обещать – не жениться. Если совместил, что желал, верни меня туда, откуда забрал – в мотель.

– Ты обещать не обижаться на правду, но обмануть, – Фатих прищурился, поджал губы.

– Я не обижена, – отрезала жёстко. Остановилась возле зеркала, приводя себя в порядок – ведь Каплан не задумывался, что его «жидкость» куда-то попала. – Правда настигла скорее, чем хотела и грубее, чем ожидала. Ты не открыл Америку – знала, что между нами секс, просто не поняла, зачем… – запнулась и развела руками, – вся эта показуха? Я бы с тобой и в шалаше переспала. Нет, я, конечно, ценю деньги и считаю, что не в них счастье, а в их количестве, но с тобой… по-другому…

Посмотрела на Фатиха через зеркало. На смуглом лице мелькнуло ожидание, волнение, оно сменилось просветлением, потом черты вновь ожесточились:

– Гульнуть от мужа.

Будто под дых врезали, а потом ещё и звонкую оплеуху. Внутри свело от боли, щеки запылали. Новый правдивый удар. Чего грешить? Заслуженный.

– Оправдываться не буду, – устало мотнула головой. – У тебя свои причины – у меня свои. Разговора больше не будет. Хочу домой.

Пугающе долгие секунды перетекали в невообразимо гнетущие минуты, будто часы в подвешенном состоянии: убьют – помилуют.

– Мне нужен час, – кивнул Фатих. – Решить главный дело и отвозить тебя обратно.

Мы вернулись к столу. Вспомнив Ленку, умеющую даже в самых щекотливых ситуациях выглядеть как леди, натянула приветливую улыбку, изображая: «Всё отлично!»

Вечеринка переместилась в кальянную.

Низкие широкие диваны, усеянные цветастыми подушками, окружали небольшой столик. Гости, развалившись, потягивали кальяны и неспешно выпускали ароматизировано-плановый дым. Освещение – приглушенное: хрустальные бра в золотистых оправах по стенам придавали обстановке интимности. Монотонный гомон и спокойная музыка – душевности. Бизнес-партнеры переговаривались тихо, будто в зале висело объявление: «не шуметь». Ленчик отказалась от «дури», как и я. Она крутила бокал с красным вином, а после очередного глотка, закусывала виноградом. Сладковатый туман сгущался. Заполонил кальянную, замещая нормальный воздух – голова наливалась тяжестью. Я поморщилась – сейчас бы на улицу или на море. Фатих вышел с мобилой, отвечая на энный звонок. Отмахиваясь от сероватого облака, посмотрела на подругу – она мирно переговаривалась с Салмадом. Он ее одаривал открытыми улыбками и негромким смехом. Другая парочка, видимо, забыв о нас, целовалась всё жарче, игры становились более фривольными, открытыми. Женщина постарше, бросив несколько слов «козлобородому», прихватила опустевший бокал и тоже вышла.