Нонна Ананиева - Лекарство от Африки

Марк – судя по всему, главный источник инновационного мировоззрения, долго с ним не церемонился, сделал диагностику и усадил за генератор Лаховского между двух электромагнитных дисков. Гоша на удивление быстро окреп и подумывал уже слетать на какое-нибудь море. Все время, пока «сидел на Лаховском», думал о Лене, так как Марк велел держать в голове позитив и рисовать светлое будущее. Он видел ее на турецком берегу в лучах заката. Она же как будто его не видела и шла по кромке воды своими уверенными шагами, ну а дальше было много вариантов – один другого позитивнее. Гоша был фотографом. Потом он стал придумывать увлекательные сюжеты для новых фотороманов, где действие происходит во всех возможных живописных точках планеты с Леной в каждом кадре. В любом случае сначала надо придумать, чтобы осуществить.

У Гоши, в принципе, была девушка, с которой он появлялся в свете, проводил уикенды на природе, которую брал с собой в гости и на прогулки. Во-первых, он с ней не собирался никоим образом ничего углублять и оформлять официально, а во-вторых, он не был уверен, что он у нее один, то есть единственный и неповторимый, так как таковым не являлся сознательно. Ему нравились ее длинные ноги, белые волосы, отсутствие очень уж настойчивых материальных поползновений благодаря состоятельному папе и ее личным способностям бухгалтера, которые она успешно применяла в одной из торговых фирм необъятной российской столицы. Родители по обоюдному согласию назвали ее Николеттой в честь какого-то знаменитого родственника со стороны матери, кажется, летчика, да еще и Героя Советского Союза. Друзья и коллеги по работе звали ее Никой, Гоша тоже ее так называл. Принимая электромагнитные процедуры знаменитого осциллографа Лаховского и успешно, судя по результатам, индуцируя биоэлектричество, о Нике он почти не вспоминал. Она куда-то удалялась с каждой новой процедурой. Может быть потому, что особо не переживала, как ему казалось, за его здоровье после этой жуткой истории с колесом. Грустно, когда тебя откровенно не любят и не стесняются своего безразличия. «Наверное, это за деда», – подумал Гоша. Для него было пыткой оставаться с парализованным дедом даже на два-три часа, он придумывал занятия, факультативы, температуру, скидывая все на мать. Тогда денег на сиделок не было. «Дед, прости меня! Я всегда тебя любил. Если у меня будет сын, я назову его Бронесталем, в память о тебе. Всем светским козлам назло! Это будет условием, без которого я не женюсь». После клятвы Гоше полегчало, и он опять начал додумывать свой первый фотороман. Может, его в Африке снять? Лена и негритянки. Он закрыл глаза минут на двадцать. Потом открыл и прочитал плакат с портретом Елены Ивановны Рерих, висевший напротив кресла: «не сердитесь, не ревнуйте, не завидуйте, будьте добрыми и оптимистичными, тогда вы доживете до глубокой старости».

Вошла помощница Марка, маленькая и тоненькая, почти какая-то прозрачная, с веснушками на носу.

– Сеанс клеточной осцилляции прошел успешно, – голос у нее был звонкий и жизнеутверждающий.

– Откуда ты знаешь? – удивленно спросил Гоша.

– А другого не бывает, – улыбнулась медсестра. Ей было уже лет сорок с небольшим, но оттого что она была вся такая тонюсенькая, казалась каким-то эльфом без возраста и адреса.

– Руку давай.

По вене потек витамин С. Не очень приятная процедура опять вернула его к Нике. Она точно ему изменяла. Когда он говорил о чувствах, она отводила взгляд и задавала вопросы про кино, компьютеры, приставки, программки, флешки с бриллиантами, кеды, мандарины, лежащие на подоконнике ножницы или пиццу с ананасом. Он отвечал и замолкал – не хотите, типа, не очень-то и надо. Девчонки помешались на папенькиных сынках с глобальной перспективой. Ника не была исключением. Ему всегда казалось, что им она заполняла «перерыв». Ладони опять стали влажными. Жить без переживаний, как советовала Рерих, пока не удавалось. Чаще всего он удивлялся своим ошибкам и неумению сразу правильно отреагировать на неудобные вопросы. Не потом, дома на диване находить то, что искал, а сразу, как гениальный Аль Пачино с экрана – словом, «разворачивать ситуацию». Он пасовал перед хамством. Замолкал и терялся, а иногда не терялся, но не позволял себе опускаться до уровня склоки. А Ника как раз была хамоватой. Она догадывалась об этой его слабости, хотя в глубине души чувствовала, что если пережмет, он может и дверью хлопнуть. И не будет больше красивых фотографий. Он давно ее не снимал. Она перестала его вдохновлять. Гоша схватился за эту промелькнувшую мысль. Да, действительно, снимать ее как-то не хотелось.