Джеки Бонати - Айриш-бой для сицилийца

На всякий случай он спросил у прохожего, куда идти. Тот тоже окинул Томаса скептическим взглядом, но направление указал. Идти оставалось совсем не далеко, но, по мере приближения, Том понимал, что промахнуться не смог бы в любом случае. Фасад зазывал писком моды – светящимися неоновыми вывесками.

Уже с порога слышался джаз, а в само помещение клуба то и дело входили роскошно одетые дамы в сопровождении мужчин. Том не удивился бы, если бы узнал в них кинозвезд. Он набрался смелости, прежде чем подойти к швейцару, и прежде, чем его развернули, сказал:

– Я к Энди Рапаче, – выпалил он, тем более что это было правдой.

– К Энди? – швейцар, как и недавний прохожий, окинул его критическим взглядом. – Постой-ка здесь, парень, – он указал на тротуар, а сам подозвал одного из ребят, работающих в гардеробе. – Позови-ка Энди, тут к нему пришли.

Для гордого ирландца это было унизительно, но он стоял, прямой как палка и скрестив руки на груди, провожая взглядом очередную даму, уже пьяную от шампанского. Подол ее шелкового платья волочился по тротуару, как и роскошная накидка из дорогого меха, а она этого даже не замечала.

– Что тут, Руперт? – Энди, любезно пропустив даму и поддержав ее под локоток, высунулся из дверей. – А, Том, – не дожидаясь ответа, он махнул парнишке. – Идем.

К его чести, комментировать внешний вид ирландца он не стал, хотя тот и выглядел крайне неуместно на фоне остальных.

Том же изо всех сил запихивал свое смущение и некоторую пролетарскую злость куда подальше. В свете софитов он впервые разглядел Энди как следует. Его идеальный костюм, сшитый точно по мерке, шелковую сорочку, и, черт возьми, наманикюренные руки. Холеные, разве что чуть пожелтевшие от табака пальцы. Том сжал свои руки в кулаки, чтобы скрыть въевшиеся пятна от красителей.

– Идем, посажу тебя за баром, – Энди поманил его за собой.

Конечно же, он не хотел занимать из-за парня столик, за который сядут более платежеспособные клиенты.

Том последовал за ним. Бар поразил его двумя вещами – пирамидой из бокалов шампанского и огромной башней из фруктов. На зеркальных полках стояли бутылки с алкоголем, так, словно никакого Сухого закона не было.

– А если облава? – спросил тихо Том, устроившись на высоком барном стуле.

– У нас облавы без предупреждения не устраивают, – подмигнул ему Энди и, подойдя к стойке, постучал по ней пальцами. – Клифф, налей нашему гостю виски. За мой счет, – предупредил он и снова повернулся к Томасу. – Посиди, осмотрись. Отдыхай, в общем.

Том кивнул и остался один. Перед ним появился стакан с виски, и бармен перестал обращать на него внимание. Свет чуть приглушили, зато сцену наоборот, осветили максимально ярко, и когда заиграла музыка, на нее выбежала толпа девушек в блестящих трико, лихо отбивающих чечетку. Они все улыбались, двигались синхронно и выглядели такими счастливыми, словно в мире не было лучшей работы.

После них на сцене появились юноши, у которых верхнюю часть одежды составляли лишь манишки. Они тоже исполнили заводной чарльстон, которому охотно и горячо аплодировала женская часть зрительного зала, но и мужчины не отставали.

Третьим номером был джаз-бэнд.

Томас потягивал виски, ощущая, что понемногу пьянеет, и смотрел, как под звуки джаза парочки отплясывают на танцполе. Это был совершенно другой мир, к такому Том не привык.

А потом на сцене появилась огромная раковина, в которой оказалась певица, одетая сплошь в жемчуг. Пела она очень нежно и чувственно.

Наряд был настолько необыкновенный, что казалось, жемчуг – это ее единственная одежда. При этом, даже когда она двигалась, ничто пошло не обнажалось.

Том подпер чуть отяжелевшую голову рукой и попытался представить себя на этой сцене. Получалось с трудом.

– Она хороша, правда? – за его спиной раздался голос Энди и Том обернулся. – Мало кто скажет, что в прошлом она батрачила, как проклятая на ферме в Аризоне.

Мечтательное выражение лица Тома постепенно сменилось озадаченным. Он медленно повернулся к сцене, а потом снова посмотрел на Энди.

– Ты меня разыгрываешь? – ирландец мотнул головой. – Она слишком хороша для фермы в Аризоне.

– Зачем мне врать? Она пасла свиней, а потом ее собственный отец продал в бордель. Но выяснилось, что у нее довольно неплохой голос, – пожал плечами Энди.

– К-как это – продал? – Томас даже протрезвел. – Как можно торговать живыми людьми? Мы ведь не в средневековье живём!

– Ты, правда, не понимаешь, в каком мире мы живем? – удивленно поднял брови Энди. – В стране людей продают за пару долларов, лишь бы выжить.