Генрих Оккервиль - Нелепая и смешная жизнь капитана К. Офицера без имени

Я ложусь спать без набедренной повязки. Я укладываюсь в кровать, хотя еще вполне день, но сумрак заволакивает все вокруг и мои глаза слипаются. Ну и пусть, думаю. Ну и пусть. Я сегодня и так немало потрудился. Пальцы мои дрожат, ноги мои коченеют.

Я накидываю поверх своего мокрого туловища небольшой колючий пледик. Когда-то он был неотъемлемой частью одного верблюда. Потом верблюда убили, вынули из него все внутренности, а из его шкуры соорудили пушистый колючий плед. Вот так всегда, думаю. Живешь, живешь, потом тебя пускают на одеяла и какой-нибудь голый урод укрывает тобой свои руки и ноги. Ну, я не урод конечно это я так. В департаменте любят меня за мою красоту и усидчивость. «В морском департаменте вы просто незаменимы, Вячеслав Самсонович», говорят они. Ну хорошо, думаю. А что вот потом? Стоишь перед конторкой, перед тобой бумага, линейка, чернила, чертишь небесные линии, а из тебя после всего этого какое-нибудь дегтярное мыло вонючее навертят. Нет разве?

Я ведь завещал свое благоуханное туловище Зоологическому музею, а не какому-нибудь там костеобжигательному заводу. Душа моя пусть отправляется себе на небо, а туловище да посвятит себя и подарит науке. Вот пусть академик Павлов режет меня вдоль и поперек, ему можно. У нас не так уж и много хороших людей, и академик Павлов несомненно среди них.

А они мне: «ну и мыло конечно, Вячеслав Самсонович».

Всегда так. Я знаю что именно так оно и будет. И девки тыркают в тебя острыми и твердыми как нержавеющая сталь карандашами.

В комнате зябко и темно. Я еще туже завертываюсь в шкуру убитого верблюда. Я все думаю, заменит ли мне она начресельную тряпицу из английского магазина и прихожу к выводу что нет, не заменит. У английской драгоценной тряпочки были специальные такие длинные пристяжные тесемки, из шелковой материи, которые можно было завязать и развязать в случае необходимости, а у верблюжьего пледа нет таких тесемок. Ну нету и все. При ходьбе по улице его придется поддерживать руками, что невозможно. Да и директор наш скажет: «что это вы, Вячеслав Самсонович, в верблюжий плед вырядились, у нас сегодня не карнавал и не маскарад, ходили бы лучше голый». Ну смотри директор, ведь я так и сделаю. У меня больше нет деревень на продажу и мне нечем расплатиться в английском магазине, и я буду ходить по улицам, предоставленный своему естеству. А где моя английская набедренная повязка ума не приложу.

Мне надо набраться сил, чтобы добраться до Персии. Я знаю она бесконечно далеко от морского департамента и мне надо хорошенько отдохнуть перед страшным броском. Мне надо поесть, поспать. Молчаливый слуга приносит мне золотую яичницу. Я ем, а потом снова проваливаюсь в беспросветный мрак.

Мне снится Персия, одаренная волшебными огнями. Сгущеное молоко и мед текут прямо под моими ногами. На ветвях растут белоснежные сахарные плоды. Это моя родина. Но пока я работал и трудился в морском и небесном департаменте, я чего-то забыл как туда идти. Я очень долго работал. Девки кололи меня карандашами. Директор говорит «терпи Вячеслав Самсонович это часть твоей работы мы тебя любим». Ну знаю я вас. Если я правильно понимаю, идти надо куда-то на юг, на юг, вдоль великой реки, куда-то за Третью рогатку.

Я все думаю кто все-таки спер мою набедренную повязку. Подозрения падают на майора Дарлингтона, он известный прохиндей, потом конечно бородатый швейцар Алексей Петрович, он давно желал надо мной подшутить ну или вот барышни, которые приходят чтобы нарочно посмеяться надо мной. Они приносят с собой карандаши или берут без спросу мои, особо твердые. Я не знаю почему их пускают внутрь. Хотя я вот смотрю на них, на их молодую красоту и все во мне вскипает но мне нельзя особо оторваться от работы. Я на них смотрю, и сердце мое поет, а они знай себе карандашики точат.

Перед моим носом. Одна горизонтально держит карандаш, другая вращает ручку.

А вообще у нас довольно секретный департамент и у нас столько секретов что за них можно и расстрелять, особо и не вякая. Я тут вполне согласен.

Был у нас такой Михаил Потапыч, мой предшественник по небесному начертанию, немного сиволапый, но талантливый в глубине души человек, так его сразу на кол посадили потому что времена сейчас строгие и лихие, а он ведь и не сделал так особо ничего. Пришли к нему точно вот так же барышни «покажи нам департамент мишенька» а он им: «давайте я вам барышни уборную покажу». Потом еще столовую смотрели. А там греча, котлеты. Все то, что люди обычно едят.