Генрих Жомини - Политическая и военная жизнь Наполеона

Наполеон — Александру, Цезарю и Фридриху . (1)

Молодость Наполеона до назначения его главнокомандующим итальянской армией .

Я не дам вам полного отчета в событиях моего правления: они слишком важны и слишком сложны, чтобы можно было вполне объяснить их теперь, когда еще не совершенно поняты виды, не вполне истолкованы поступки многих знаменитых лиц, принимавших участие в делах политических, как с той, так и с другой стороны. Оставляя этот труд потомству и истории, я наброшу вам широкою, смелою кистью собственные мои действия, мои военные и политические соображения; я покажу вам себя таким, каков я был: вы увидите, как искажали меня пристрастные мнения моих современников.

Я родился 15-го августа 1769-го года, в Аяччо, на острове Корсика. Родители мои были дворяне; обстоятельство, для меня совершенно ничтожное. Полководец, прославивший свою отчизну, и своими заслугами восстановивший трон Карла Великого, не нуждается в предках.

Дом патрициев, от которого я произошел, считал в числе своих предков хоругвеносца Буонапарте, управлявшего Флорентийской республикой, в середине ХIII-го века.

Исполненное чудес поприще моей жизни побудило многих искать чего — то сверхъестественного даже в моем детстве, которое, однако же, было очень обыкновенно.

Я воспитывался сперва в бриенской военной школе (2), куда поступил в возрасте десяти лет, а потом был переведен в парижскую. Предположив себе цель, я всегда стремился к ней со всею силой воли, и от того успевал в моих предприятиях. Воля моя была сильна, характер тверд и решителен; это возвышало меня над всеми. Воля зависит от силы душевной; и потому не всякий может совершенно владеть самим собой. Если в моих поступках и заметна была иногда какая-то нерешительность, то это происходило не от недостатка воли; но от излишней быстроты воображения, которое мгновенно представляло мне все обстоятельства дела.

Я занимался прилежно теми науками, которые могли мне быть полезны; в особенности историей и математикой. Первая раскрывает гений, вторая дает правильность, безошибочность его действиям. Способности развились во мне сами собой. Я имел быстрое соображение, хорошую память; хладнокровно, основательно судил о предметах. Соображая скорее других, я имел всегда время обдумывать; и в этом-то собственно и состояла глубина моих мыслей.

Обыкновенные забавы юности не могли занимать меня; впрочем и не чуждался их совершенно, как утверждают иные. Я искал того, что могло меня увлечь, и подобное расположение духа поставляло меня всегда в какой-то вид уединения, в котором я вполне предавался размышлению. Наклонность эта обратилась в привычку, и никогда меня не покидала.

Рождение предназначало меня на службу, и, за четыре года до революции я был уже поручиком артиллерии. Ни один чин не принес мне столько удовольствия: честолюбие мое ограничивалось надеждою быть генералом. Звание артиллерийского генерала считал я тогда за non plus ultra (3)величия человеческого. Во мне еще не родилось желание властвовать; но я уже жаждал известности, и думал, что приобрету ее, если напишу историю корсиканской войны. Я делал это предложение Паоли, (4)у него нужных для этого источников и сведений; но восемнадцатилетний историк не мог внушить к себе большего доверия: предложение мое не было принято.

Повышение по службе утешило меня в этой первой неудаче. Я подучил роту в 1789-м году; тут загремела революция: она обещала мне много деятельности. Не стану говорить вам о первых впечатлениях, произведенных во мне этим грозным событием; я представлю его вам в нескольких очерках, с той точки зрения, с которой уже впоследствии разглядел его.

Ничье правление не начиналось под такими счастливыми предзнаменованиями, как правление добродетельного Людовика XVI-гo (5). Спустя десять лет после забавной войны с 1756-го по 1763-й год, Франция, связанная родственными узами с Австрией, могла в одно время держать равновесие на твердой земле, господствовать в Средиземном море, оспаривать у англичан владычество их в океане. Все заставляло думать, что она и здесь возьмет верх, если сумеет воспользоваться своим выгодным положением. В союзе с половиной Европы она имела одну соперницу: Англию. Много кричали о ненасытности моего честолюбия; но никогда относительное могущество мое не было так грозно, как могущество Людовика в это время. Правда, у меня было больше владений; но против меня восставала половина Европы и даже часть покоренных мною народов; тогда как при Людовике эти народы были добровольными союзниками Франции.