Тагир Галеев - Атлантический Штамм

Оставив свою израненную «Хонду», я пешком двинулся к маячившим фигурам. Дождь стал стихать к этому времени. Вокруг бетонной ограды уже столпилось с десяток наших гонщиков, неспешно подъезжавшим, дабы убедиться кто стал победителем.

Я подошел и ахнул. Возле самой финишной надписи стоял и посматривал на всех мой друг Франциск, тот самый, что каким-то чудом сумел доехать на своем самодельном агрегате в первой дюжине. Я ошалел. Уж про кого думать, но на него не поставил бы и пьяный извозчик. Франц был очень хорошим парнем, здорово со всеми ладил, а меня поддерживал в самый сложный период моей жизни после того самого «пещерного» случая, но вот что до его качеств гонщика…

Тут я понял, в чем дело, и о чем говорил мне накануне один из «шакалов». Только сейчас я заметил, что один из выхлопных глушителей его самодельного байка практически расплавился. Чудо инженер Франциск сделал то, что подвергло его смертельной опасности, но и сделало чемпионом гонки: он каким-то образом умудрился добавить в движок своего стального коня закись азота NOS, ту самую что так рекламируют фильмы про автогонщиков. Бог его знает, как это ему удалось, как он вообще умудрился ее достать, и мало того, технически это все провернуть, но результат был налицо, прямо перед нами всеми!

В тот самый миг, пока я валялся на земле после того как мне выдрали бензонасос, он похоже, максимально ускорился и на последний метрах обошел Дюбуа, который отвлекся на то, как меня окружили его «шакалы» и серьезно снизил скорость. Франца он, конечно же, всерьез не воспринимал и скорее всего, даже не заметил, что тот сумел вырваться вперед.

Итак, Франциск Канье стал на глазах у всех нас чемпионом этой гонки.

Далее события развивались естественно, не так как изначально было объявлено. Антон Дюбуа не стал никого поить пивом, он просто отмолчался и три дня вся наша подростковая банда обреченно ждала во что выльется это неожиданное для всех чемпионство. Франциск, похоже, сам особо не ожидал что что у него все получится. Он уединился в своей мастерской и занялся ремонтом своего полуразрушенного нещадной гонкой недо-байка. Мы все ходили в школу, работали в своих артелях и старались лишний раз не говорить о произошедшем.

Спустя трое суток в нашем «черном ящике» появилось письмо с призывом всем участникам гонки, а также тем, кто не участвовал, но являлся частью нашего «прибрежного братства» как мы гордо именовали сами себя, собраться после захода солнца у развалин старой крепости на диком пляже, неподалёку кстати, от того самого места моего детского позора. Далее было указано, что «собрание проводится с целью точного и окончательного вынесения решения по результатам гонки и определения победителя» и далее много всяких высокопарных слов. По тому как вся молодёжь, а на секунду, это около двух сотен будущих выпускников школы и следующих за нами возрастов, дружно откликнулась на сей призыв и устремилась на означенное место, я понимал, что, если не станет Дюбуа, придет другой вождь. Массе этих людей просто кровно был необходим лидер, тот кто будет вести их и указывать что следует делать, и кого надо бить. Паршивая овечья природа, заложенная каким-то несуразным случаем в нас свыше, была мне до жути отвратна.

Я собрался и поехал, взяв с собой Франциска, который похоже, крайне тяготился своим положением непризнанного чемпионства и был бы рад скинуть с себя тяжкий груз незнакомого доселе ему лидерства.

В назначенный час десятки рычащих байков, освещая тьму лучами мощных фар, образовали на песке большой круг. Вокруг торопились пришедшие пешим ходом, пытаясь дотянуться взглядом через плечи стоявших мотоциклистов. Как-то так повелось, что владелец байка стоял в нашей юношеской иерархии выше нежели тот, кому родители не сумели подарить стального коня. Глупость, средневековье! Однако ж, так и было! Кавалерия всегда считала себя важнее и значимее простой пехоты.

Гремела музыка из принесенных кем-то колонок. Шум и гам далеко разносились по пляжу, черные кожаные куртки байкеров и отливающие серебром стальные каркасы мотоциклов создавали атмосферу ритуала мистического жертвоприношения. С океана дул неспешный осенний бриз. Низкие тучи скрывали луну, отдавая фарам наших байков сугубое право освещать творившееся сейчас.

Я и Франциск стояли во втором ряду, мой друг заметно нервничал, я как мог старался его подбодрить, сам заводясь от происходящего еще больше. Смутное ожидание тревоги щемило под сердцем, заставляя пересыхать слюну во рту.