Тагир Галеев - Атлантический Штамм

Мария радостно улыбалась, стоя в нарядном переднике на крыльце. Жестом она пригласила нас на праздничный ужин.

Мой первый взрослый ужин был прекрасен. Мне налили красного сухого вина в узкий бокал. Я выпил, это был мой первый алкоголь в жизни. В голове закружилось. Стало легко и вольготно.

Мы ели, общались и смеялись. Это был самый лучший мой день рождения за всю жизнь. Мне не терпелось оседлать своего стального коня и взмахом руки отец позволил мне выйти из-за стола. Я помчался словно укушенный, во двор.

Моя первая поездка прошла на удивление хорошо. Я упал всего три раза, а уже через час научился управлять мотоциклом столь лихо, словно всю жизнь только на нем и ездил. Веселье и радость переполняли меня, я мчался по улочкам нашей коммуны, распугивая кур и собак, и неумолчный гвалт чаек сопровождал меня бесконечной тирадой.

За пару недель я научился кататься как профессиональный ездок, во всяком случае мне так казалось. Конечно же, не обходилось без казусов и падений, я как-то подвернул ногу, рассекал не единожды щеки и скулы, разбивал нос, но удовольствие того стоило. Это было время боевиков типа Терминатора и Крепких орешков, герои которых не слезали с байков и конечно же они стали нашими кумирами. Мужское сообщество, корпорация рыбаков, где ценилась грубая физическая сила и выносливость, где интеллектуальность была не просто не в моде, а даже преследовалась; тут не могло стать иных героев для подражания. Байки были у многих, мы устраивали гонки друг с другом, падали в пыль и грязь, разбивали себе лица, но здесь могло быть только так!

Еженедельно по субботам мы собирались крикливой шайкой, оседлывали своих стальных коней и мчались по извилистым улочкам наших трех коммун, несмотря на строжайшие запреты взрослых. Но какие к черту запреты, когда юность и гормоны определяли нашу жизнь от заката и до рассвета.

Мне как носителю обидного прозвища «платч», которое, впрочем, кроме как Антоном Дюбуа, в отношении меня более никем не применялось, было просто необходимо вернуть себе утраченный в столь постыдных обстоятельствах статус. Дело в том, что за прошедшие с того случая пару лет я сильно раздался в плечах, ежедневная тяжелая физическая работа в артели у отца и регулярный труд в домашнем хозяйстве сделали меня крайне выносливым юношей. Я мог без остановки пробежать пять километров, отжаться пятьдесят раз, держать руль байка тоже требовало немалых усилий. Как-то раз я серьезно набил морду одному из своих однокашников за то, что он назвал меня моим прозвищем, причем это видели все те, которые обычно ошивались в свите у Дюбуа. С тех пор если меня так и называли, то наверняка только за глаза, ибо законы мужской корпорации диктовали свою волю всем без исключения.

Байки были практически у всех рыбацких детей. Быть без оного означало незавидную участь отщепенца и школьного аутсайдера. Поэтому каждый пыжился отдать дань моде и взгромоздиться на хоть какой-нибудь завалящий мотобайк, хоть бы собранный из всякого хлама, как например мой друг Франциск Канье, сын запойного рыбака, живущий очень бедно, но обладающий недюжинным талантом инженера-механика. Он умудрился собрать свой чудо-байк буквально из остатков трех практически прогнивших немецких мотоциклов, брошенных тут еще со времен войны. Правда, этот стальной монстр жутко гремел, ахал и стрелял невыносимой вонью плохо сгораемого топлива, но это все же было лучше, нежели пешком.

Маршрут наших субботних гонок пролегал в Ле-Пале, начинаясь от церкви и заканчивая выходом в порт у цитадели Вобана. После чего необходимо было развернуться и мчаться что есть дури назад, собираясь вновь у церкви. Главная трудность заключалась в том, что путь был крайне извилист, местами переходил с асфальта на гальку и песок, в которых колеса наших рычащих коней нещадно вязли и считалось особым шиком проехать весь этот маршрут без единого падения и обернуться за 10 минут. В лидерах практически всегда был Антон Дюбуа, но оно было немудрено, ибо с ним рядом всегда ехало пять-шесть его верных вассалов, у которых была задача не выиграть, а расчистить своему хозяину трассу, совершая всяческие пакости остальным участникам гонки. Естественно, сын мэра не мог проиграть, особенно после того, как его отец в год, когда нам всем исполнилось по 17 лет и мы стали официально кандидатами на окончание средней школы, в пятый раз выиграл выборы и в честь этого построил бетонное шоссе до Локмарьи (раньше там была галька и песок). Это событие бурно было отмечено во всех трактирах и пивных нашего острова, а Антона чествовали как сынка благодетеля и возможно, будущего правителя. Да он и сам уже примерялся к амплуа мэра, часто сопровождая отца в поездках на материк для решения всяких административных задач и знакомств с нужными людьми. Иными словами, выигрывать у него в гонке не следовало, во всяком случае так посчитали многие, кто уже поплатился за сию наглость переломами, полученными во время этих нещадных соревнований. Спрашивается, какого рожна надо было мне?