Катерина Райдер - Исцели меня. Часть третья

Дверь была не заперта. Я вышла в коридор, прислушиваясь. Стояла абсолютная тишина. Ничего удивительного, если вспомнить, кому принадлежал особняк. И всё же, помимо вампиров здесь обитало немало смертных. Так почему же складывалось ощущение, будто я брожу по огромному склепу на кладбище?

Сами собой ноги понесли меня вдоль ряда дверей в сторону холла. Я и не заметила, как оказалась на первом этаже перед входом в галерею, где проходил приём Мишеля три года назад. Массивные узорчатые двери, манили, поблёскивая позолотой. Я чувствовала, что должна оказаться по ту сторону, что меня там ждёт нечто важное, но инстинкт самосохранения до последнего противился этому, неизвестно откуда взявшемуся, стремлению.

Спустя некоторое время я всё же решилась: отворила створку, заворожённо глядя на залитое закатными лучами помещение, и проскользнула внутрь. Умиротворение, обволакивающее разум при пробуждении, вмиг улетучилось. Появились тревога, сомнения, сосущее под ложечкой беспокойство. Это место меня не пугало, но вызывало ощутимый дискомфорт. Десятки лиц, смотрящих с полотен, казались живыми. Они хмуро молчали, словно не одобряли моего присутствия, и придирчиво наблюдали за каждым шагом.

Разглядывая картины, я направилась к центру зала. Где-то на затворках сознания зазвучала нежная скрипка – мелодия, под которую мы когда-то танцевали с Мишелем. Взгляд скользнул по пространству, пытаясь возродить в памяти детали того вечера, но остановился на мольберте у окна. Оценить водружённую на пюпитр картину не представлялось возможным, так как поверх холста накинули белую простыню. Однако нижняя часть полотна выглядывала из-под ткани, это и привлекло моё внимание – шею модели украшал медальон «Лупус Дей».

Точно под гипнозом я засеменила к мольберту, протягивая к картине руку. Меня не заботила уместность собственных действий, тактичность и банальная человеческая вежливость, все, что я хотела знать – кто прячется за куском пыльной ткани. Но стоило пальцам коснуться бело-серой занавеси, позади раздался скрипучий голос дворецкого.

– Не стоит, мисс. Хозяин очень разозлится, если узнает, что кто-то видел неоконченный портрет.

Я обернулась, глядя на мужчину с нескрываемым возмущением. И откуда он взялся, подкрался точно привидение. Следит за мной?

– Так это картина Мишеля?

– Да. Месье Дэ Шанель весьма сентиментален, всегда стремится запечатлеть значимый момент своей вечности, а после придаётся воспоминаниям, часами разглядывая полотна. Все портреты в галерее его работы, и как вы, наверняка, могли заметить – блестящие, – горделиво отозвался слуга, будто в том, что Мишель отличный художник имелась его личная заслуга.

– Так он знал их? – поинтересовалась я, вновь вспоминая про медальон на незавершённом шедевре.

– Прошу прощения? – уточнил дворецкий.

– Людей на картинах. Мишель знал их лично?

– О, безусловно! – слишком восторженно, отозвался мужчина. – И не просто знал, они были очень близки.

– Близки… – эхом повторила я, про себя отмечая, что мужских портретов здесь куда больше женских.

– Именно. Ведь разве существует связь крепче кровной?

Тут я совсем запуталась. Дэ Шанель рисовал родственников? Но тогда портретов слишком много. Или он настолько одержим своим генологическим древом, что знал каждого предка в лицо?

– Что вы имеете в виду? – решив не давать воли безумным теориям, уточнила я.

Мужчина пугающе-одержимо улыбнулся.

– Эти люди отдали хозяину самое ценное, что у них было: свою кровь. Они его жертвы…

В то же мгновение я услышала шелест ткани – простыня соскользнула с наброска, обнажая содержимое, и при взгляде на льняной холст у меня похолодело в груди – с картины на меня взирали мои собственные глаза!

– Вина? Мари́ как раз откупорила бутылку, – ехидничая, предложил дворецкий. – Хозяин, знаете ли, очень любит кровь с привкусом «Колейта» шестьдесят пятого года.

К горлу подкатил ком, дыхание участилось, зрение начало подводить. Зажмурившись, я сделала глубокий вдох, а когда открыла глаза, взгляд упёрся в потолок гостевой спальни… Сон! Всего лишь сон…

Мне так давно не снилось ничего, кроме монастыря, что я уже и забыла, как это жутко – путать реальность с видениями. Вейдж Ли уверял, что вещие сны процесс неконтролируемый, поэтому мы практически не уделяли внимания данной способности. По словам мастера, знаки приходили к провидцам независимо от их желания, в большей степени предостерегая от ошибок или помогая найти ответ на жизненно важные вопросы. Если всё так, что означал мой сон? Я должна избегать галереи? Мишель представал угрозу? А может быть, подсознание указывало на дворецкого? Уж больно он странный, слишком одержимый своим хозяином.