Виктор Мережко - Входя в дом, оглянись

— А о вашем муже?

— О каком муже? — нахмурилась Антонина.

— Покойном. Михаиле Ивановиче Савостине. Дело о его смерти до сих пор вызывает много вопросов.

— Какие могут быть вопросы? — усмехнулась Антонина. — Мой грех.

— В каком смысле?

— Грех имеет только один смысл, виноват человек или нет. Я виновата.

— То есть смерть его на вашей совести?

— Можно сказать и так.

— Вы его убили?

— Не совсем. Помогла уйти. Положила подушку на лицо, он затих. Готова нести за это наказание.

— Неожиданный поворот! — хмыкнул майор. — Это звучит как признание вины. Вы осознаете всю ответственность и все последствия вашего заявления?

— Осознаю. Могу повторить все сказанное на суде.

— А гражданин Гордеев? — поинтересовался Михеев. — Он имеет какое-либо отношение к данному происшествию?

— Никакого. Пусть себе живет. Я заслужила наказание.

Майор Гринько появился в доме Савостиных после обеда. Настя отпаивала горячим чаем покалеченного, перебинтованного Артура, когда услышала тяжелые шаги на веранде. Насторожилась:

— Кто-то идет.

Артур попытался подняться, она остановила его:

— Лежи, сама гляну.

Настя ушла, Артур с трудом все-таки сел на кровати, поморщился от боли, крикнул:

— Кто там, Настюша?

— Гость.

Шаги приближались, кто-то сильно потопал ногами перед порогом, кашлянул, и в комнату вошел майор.

— Не помешал? — прогудел бодро, с улыбкой.

— Да как-то не ждали, — неуверенно ответил Артур.

— Напрасно. — Полицейский без спроса снял тужурку, снова потопал сапогами. — Лучший друг человека кто? Правильно. Собака. А пострадавшего? Полицейский, или мент по-вашему. Тем более мент, проверенный и делом, и словом! — засмеялся, взглянул на Анастасию. — Как наш животик?

— Ждем, — смущенно улыбнулась Настя.

— И надеемся. — Майор взял стул, подсел к постели. — Есть разговор, Артур Константинович. Не возражаете?

— Может, сначала выздоровею?

— Зачем ждать? Куй железо, как говорится, пока гнется. — Майор снова посмотрел на Настю. — Верно говорю, красавица?

— Вам виднее. Но я бы сегодня на серьезную тему не говорила. Видите, в каком он состоянии?

— А мы не на серьезную. Мы на дружескую, — возразил майор, попросил: — И если вы, Настенька, покинете нас на полчасика, будет совсем хорошо. Мужские беседы вам сейчас совсем ни к чему.

Настя подошла к Артуру, взяла его за руку.

— Иди, — легонько подтолкнул он ее. — Если что, я позову.

Настя ушла, Гринько достал из папки пару листов и авторучку.

— Значит, в больницу отказались ложиться?

— Дома лучше. Тем более есть кому присмотреть.

— Понимаю. Я бы тоже согласился на подобный присмотр, — хохотнул майор, пододвинулся поближе. — Повторяю. Разговор дружеский, доверительный, ни к чему вас не обязывающий.

— А где товарищ капитан? Ну, Павел Антонович.

— Ваш кореш? Гражданин Муромов? — снова хохотнул гость. — А он больше у нас не работает.

— Выгнали?

— Нет, сам. По собственной инициативе. Как жена ушла, так в рюмку нырнул, больше не выныривает.

— Ушла жена? — искренне удивился Артур.

— А чему вы удивляетесь? Такое даже у ментов случается, хоть мы и при оружии. От кого-то ушла, к кому-то пришла. Круговращение! — Майор прокашлялся в кулак, расстегнул пуговицы на мундире. — Давайте лучше к более интересной теме, Артур Константинович.

— Слушаю, — хрипло ответил Артур.

— По порядку: позавчера вас избили. Причем жестоко. Избила, как уже установлено, ваша супруга гражданка Савостина.

— Она призналась?

— Не только призналась, но и весьма способствует следствию.

— А ко мне какие претензии?

— Как ни удивительно, никаких. За все грехи будет расплачиваться Антонина Григорьевна. И за нападение на вас, и за смерть бывшего супруга Михайла Савостина.

— Она… призналась?

— К нашему удивлению. Более того, даже изложила детали случившегося.

— Я ничего не знал, — осипшим голосом произнес Гордеев. — Не в курсе был про это.

— Вас никто ни в чем не винит. Сейчас речь пойдет о другом. — Майор уселся так, чтобы сподручнее было писать. — Итак, вас избили. Причем уже не первый раз. Помните ваших дружков-уголовников?

— Ну и что из этого?

— Не нервничайте. Потерпите. Через пару месяцев будет суд, и Антонина Григорьевна получит серьезный срок. Думаю, не менее семи-восьми лет.

— Почему так много?

— Как говорится, по содеянному. Но это уже не мое дело, все будет решать суд.

— А вдруг оправдают?

— Маловероятно. Савостина сама этого не хочет. Желает, как говорится, искупить грех по полной.