Галина Голицына: Письма Серебряного века

Бабушка Поля абсолютно правильно истолковала мою реакцию и прикрикнула:

– А чего ты смеёшься? Ишь, хмыкает она… Дарья на моих глазах выросла. Конечно, девочка! Я запросто могу её удочерить.

Эта невесомая старушка говорила быстро, а работала ещё быстрее. Пока меня отчитывала, достала из холодильника компот, налила его в две большие глиняные кружки и поставила их перед нами: пейте, гости дорогие!

Кружки, конечно, были не старинные, деревенские, а так, новодел, из какого-то современного сервиза «под старину», но всё равно пить из них было вкусно. А может, дело вовсе не в глиняных кружках, а просто компот у бабы Поли такой вкуснющий…

Пирожки оказались с картошкой. Меня это удивило. Я ожидала, что начинка будет фруктовая – ну, абрикосовая, к примеру, сейчас как раз сезон… Но у бабушки Поли, видимо, была своя логика: что такое абрикосы? Так, баловство одно… А вот картошка – это да! Это сытно, полезно, привычно. Это уже почти что обед.

Я впервые ела духовые пирожки с картофельной начинкой. Моя бабушка пирожки с картошкой всё больше в масле жарила, на плите. А уж если пекла что-то в духовке, так обязательно со сладкими начинками. Ну, люди интересны уже тем, что все они – разные…

Пирожок я съела быстро и с удовольствием. Компот в кружке ещё остался, поэтому я, потягивая его маленькими глоточками, завела беседу:

– Полина Григорьевна, а что вы можете рассказать об убийстве вашей соседки?

– Так ведь ничего не могу, – удивилась она. – И милиция тоже всё выспрашивала, а что я скажу? Кабы слышала, как её убивают, так уж до утра бы дожидаться не стала, можете быть уверены! Я бы сразу выскочила!

– А накануне убийства или на следующий день вы не обратили внимания на что-нибудь подозрительное? Может, люди какие-то незнакомые вокруг вашего дома ходили? Или вещи подозрительные вам на глаза не попадались?

Она немножко подумала и пожала плечами:

– Нет, ничего такого не было… Не видела и не слышала. Милицейские сказали, что застрелили её вечером. А я вечером никаких выстрелов не слышала. Правда, я в это время всегда сериалы смотрю. Сначала наш, российский. Очень я его люблю: все артисты знакомые. А потом начинается уже не наш, заграничный. Ну, там такая любовь, такие страсти… Наши так никогда не смогут! Этот сериал я тоже люблю, всегда смотрю, а потом спать укладываюсь. Когда телевизор работает, я ничего не слышу. А когда спать укладываюсь, так слуховой аппарат снимаю, и тогда уже тоже ничего не слышу.

Ах, вот так пассаж! Ценный свидетель, ничего не скажешь…

– Полина Григорьевна, а как потом всё происходило? Ну, когда убийство это обнаружилось?

– Ну, так я же всё вам подробным образом рассказала, – заволновалась моя новоприобретённая подруга Дарья Михайловна.

– Так то – вы, – осадила я её, – а я хочу послушать Полину Григорьевну. Рассказывайте, пожалуйста, – обратилась я к старушке.

Та снова пожала плечами:

– Ну, как… Пришла ко мне девушка незнакомая. Не в дом пришла, а так только, в дверь позвонила, говорит: я тут к соседке вашей пришла, а она чего-то не открывает. А я хотела ей фотографии старые отдать. Только ждать мне некогда, вы уж сами ей передайте, когда она появится. И бумажки мне суёт – в прозрачном пакетике, жёлтенькие. А я брать не стала, говорю: постой-ка, что значит «не открывает»? Быть такого не может!

И дальше бабушка Поля изложила мне всё в том же порядке, что и Дарья Михайловна.

Сама Дарья Михайловна смотрела на меня с нескрываемым торжеством: что я вам говорила?

– А что это за девочка? – заинтересовалась я.

– Из газеты вроде бы. Корреспондентка. Ну, это вы в милиции спрашивайте. Они все её данные записали, потому как мы с ней понятыми вроде как были. Да, в милицию обращайтесь, в милицию…

– Без надобности, – улыбнулась Понизовкина. – Оказалось, что журналистка эта – внучка Анатолия Ивановича Ремезова. Не знаете, кто это? А впрочем, где вам… Он же почти что Алечкин ровесник… Они вместе на театре служили. Он, правда, лет на семь её моложе, так что не совсем ровесник… Но они оба – люди ещё того поколения, старого. Я когда с горем своим в редакцию пришла, меня познакомили с Лизой. Это та журналистка, что статью об Аделаиде готовила. Очень приятная девочка. Интеллигентная, милая, начитанная. Мы с ней разговорились, и выяснилось, что она – внучка Ремезова. Не родная, правда, а двоюродная. У самого Ремезова детей нет, он абсолютно одинокий человек, а Лиза – это внучка его родной сестры. Правда, ни сестры, ни её мужа уже нет на свете, так что он – единственный Лизочкин дедушка.