Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

– Нет, – усмехнулся Арман. – Я тебя не узнал. Я тобой очаровался. А узнал другого человека. Того, кто был с тобой. И только сегодня, когда ты вошла в бистро и затеяла этот никчемный скандал с Фанни, я связал концы с концами.

– И ты даже Фанни ничего не сказал? – недоверчиво поглядела на него Эмма.

– Клянусь, что никто не знает! – вскинул руку Арман. – Кроме того, если бы Фанни что-то знала, она разговаривала бы сегодня с тобой совершенно иначе.

– Ну, предположим… – пробормотала Эмма. – Еще отпечатки есть? А где негативы?

Арман со вздохом вытащил из-под проигрывателя фирменный конверт фотоателье, протянул Эмме:

– Вот все.

Она вытащила из конверта еще несколько фотографий и мельком посмотрела на них. Жалко, какие чудные кадры… Может быть, оставить? Потом, когда все кончится, она будет разглядывать их с таким удовольствием…

С удовольствием? Нет, отныне, когда бы она ни взглянула на эти снимки, она вспоминала бы не свежий ветер, не бег карусели по кругу, не блеск солнца на глянцевых листьях магнолий, не счастливый смех, не прекрасные голоса, самозабвенно поющие:

Она вспоминала бы фальшивое пение Армана и свои стоны, свои крики, свою унизительную возню под ним.

Эмма разорвала все отпечатки, а потом, увидав на столе среди разноцветных коробок ножницы, изрезала на мелкие кусочки пленку.

Ссыпала обрезки в пакет.

Ну что, все? Кажется, все. Такое ощущение, будто что-то забыла…

Огляделась – нет, вроде бы все вещи собрала.

– Погоди, – тихо попросил Арман. – Ты что? Ты вот так уйдешь – и все? Тебе… для тебя это ничего не значит, да? Ничего? Ты просто заплатила мне за молчание?

Мгновение Эмма смотрела на него холодным взглядом, и вдруг глаза ее смягчились. Она подбежала к зеркалу, едва не споткнувшись о стоящую посреди комнаты коробку, и размашисто написала пальцем на пыльном стекле несколько слов.

– Что это? – спросил Арман, приглядевшись. – Я ничего не понимаю!

– Ну и не понимай. Это по-русски. Просто так… теплое дружеское пожелание. Мой привет тебе. Моя благодарность. Понимаешь?

На миг она прижалась губами к его губам.

– Какие у тебя глаза… – пробормотал Арман. – Я люблю твои глаза. Я люблю тебя! Мы еще увидимся? Когда?

– Когда ты прочитаешь вот это! – засмеялась Эмма, указывая на зеркало, и помахала рукой: – Чао, бамбино!

И она выскочила за дверь, весело размахивая своей сумкой и прозрачным пакетом, содержимому которого, не сомневался Арман, суждено быть разбросанным по всем мусорным контейнерам, какие только попадутся Эмме на пути.

Он потянулся. Давно не испытывал такого счастья в постели! Эта женщина могла бы из него веревки вить, если бы захотела. Только вот вопрос – захочет ли? Неужели и правда они еще увидятся? Поскорей бы. Он снова хотел ее. Так хотел, что с трудом удержался, чтобы не броситься следом.

Она сказала, что встретится с ним снова, когда он прочтет эту русскую абракадабру, которая написана на зеркале?

Арман взял листок бумаги, роллер и аккуратно переписал буквы с зеркала. Что за варварский альфабет! Да еще и почерк у его новой пассии, конечно…

Придирчиво сравнив то, что было написано на зеркале, с копией и оставшись довольным своим старанием, он открыл шкаф (дверцы снова ужасающе заскрипели, однако Арман привык к этому звуку и давно не обращал на него никакого внимания) и снял стопку своих маек со стоящего на нижней полке телефакса. Заправил в него листок, поднял трубку, набрал номер:

– Борис? Привет, амиго. Ты еще не забыл свой родной язык? Нет? Ну и хорошо. Я тебе сейчас пришлю по факсу некий русский текст, а ты мне быстренько переведи, ладно? Ну, стартуем!

Факс заработал, листок пополз внутрь, потом высунулся наружу и наконец вывалился в руки Армана. Почти тотчас зазвенел портабль:

– Арман?

Голос приятеля звучал как-то странно.

– Перевел?

– Перевести-то перевел… А скажи, откуда ты взял эти слова? Кто их написал? Они адресованы тебе?

– Нет, не бери в голову, это я тут по одному делу работаю, – быстро соврал Арман. Что-то было такое в голосе Бориса, что заставило его соврать.

– Да? Ну ладно, тогда стартуем!

Факс затрещал. Листок медленно выдвигался из паза.

Наконец прошла отметка о приеме. Арман рванул листок и перевернул его.

Твердым почерком Бориса рядом с непонятным русским текстом было написано:

«Que tu crиves, connard!Чтоб ты сдох, козел!»

И еще:

«Извини, приятель, но таков перевод! Твой Борис».