Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

Она снова прошла квартал до конца и остановилась на углу улиц Фробур-Монмартр и Прованс, напротив китайской харчевни. Делая вид, будто рассматривает витрину, Фанни уже оттуда исподволь бросала взгляды на дом напротив.

Семь дверей. В которую войти?

Стоп! Да чего голову ломать? Роман же ясно сказал: в доме буланжерия и три антикварных магазина. Вон оно, искомое сочетание. Значит, Фанни нужен номер три.

Она перебежала дорогу. Вот традиционная синяя дверь, украшенная черным чугунным литьем, вот кодовый замок… Ну и что дальше, кода-то она не знает?!

Минута отчаяния: вернуться в бистро и опять мучиться неизвестностью? И вдруг замок щелкнул, дверь отворилась – Фанни вжалась в стену, пропуская высокую толстую даму лет под восемьдесят с аристократическим профилем, надменно поджатыми губами и в потертом каракулевом манто. Под мимолетным взглядом ее выцветших глазок, утонувших в морщинистых веках, Фанни мигом ощутила себя каким-то жалким существом, букашкой, козявкой… плебейкой! Да, аристократическое происхождение – его сразу видно, его невозможно подделать каким-нибудь парвеню!

А не об этой ли гранд-даме, обедневшей графине, упоминал Роман? Если так, Фанни попала именно туда, куда нужно!

Она рванулась вперед, ввинтилась между медлительной гранд-дамой и дверью и проскочила в крытый дворик, уставленный цветочными кадками.

– Вы к кому, милочка? – надменно вопросила вслед графиня, однако Фанни уже пробежала дворик и захлопнула за собой дверь респектабельного подъезда.

Лифт, на счастье, оказался внизу – видимо, на нем спустилась графиня. Иначе пришлось бы тащиться под крышу пешком: ведь вызвать лифт могут только жильцы дома – у них есть ключи. Впрочем, без подъема пешком все же не обошлось, потому что лифт доходил только до шестого этажа, а комнаты для прислуги размещались выше. Но вот Фанни наконец-то очутилась в длинном коридоре с длинными рядами дверей по обе стороны. Здесь царила та же чистота, что и во всем доме, но респектабельностью и не пахло: ни цветов, ни ковров, ни навощенного паркета, – нет сомнения, что живут здесь небрежно, скудно, временно.

Фанни передернуло. Захотелось уйти. Глупая затея, конечно, подниматься сюда. Вот как выйдет сейчас из какой-нибудь двери Роман – ну что она ему скажет? Как объяснит свое появление? Он решит, что Фанни за ним следит, – и будет совершенно прав. Вообще-то, не все ли ей равно, здесь он живет или в другом месте, ходит сюда, чтобы повидаться с матерью, или нагло врет про мать, а здесь обитает его молодая любовница? Да пусть делает, что хочет, пусть исчезает, куда хочет, пусть встречается, с кем хочет, – чем проще будет относиться Фанни к этой безумной связи, тем лучше для нее же! В конце концов, они с Романом вместе и каждый по отдельности получают, что хотели: она – неистового любовника, который заставляет ее не только кричать от наслаждения, но и трепетать от нежности, он – ну, комфортную жизнь, изобилие тряпья и парфюмов, которыми Фанни его, честно признаться, завалила, так что он уже не шляется в потертой куртке и заношенных джинсах, сшитых невесть в какой подворотне и выдаваемых за «Levi’s», а носит классные штанцы из «Gap», «Burton» и того же «Levi’s», но только подлинного. Конечно, все это не Черутти и не Версаче, но нормальная, хорошая, модная одежда! А чтобы одеваться от Версаче, ему надо было сойтись с миллионершей или любовницей миллионера, вроде Катрин…

Как всегда, при воспоминании о Катрин по лицу Фанни прошла судорога ненависти, но это была не более чем ставшая привычной неосознанная гримаса. В том-то и дело, что она не ощутила сейчас привычной злобы к Катрин, хотя, было время, мечтала киллера нанять, только бы свести ее в могилу. А, ладно, пусть живет эта толстая дура! Пусть живет вместе со своим русским миллионером, любовницей которого была еще так недавно не кто иной, как она сама…

В это мгновение все мысли вымело из головы Фанни – она насторожилась.

Голос из-за ближней двери! Голос Романа!

Фанни сделала бесшумный шаг и припала ухом к двери. И тут же раздраженно стиснула губы: разговор шел на незнакомом языке. Видимо, по-русски, и скудного словарного запаса Фанни: «я тебя люблю», «трахни меня», «ну давай, еще давай» – того, чему она выучилась от Лорана, и «пусти меня к себе» – пополнения от Романа – здесь было явно недостаточно. Да и относились эти слова, выражаясь фигурально, к другому лексическому пласту.

Ну, ей только и оставалось, что вслушиваться в музыку голоса Романа, ловить его интонации. Иногда он говорил запальчиво, почти зло, явно стараясь убедить в чем-то своего собеседника. Или собеседницу. Иногда голос его становился мягким, словно шелк, и Фанни вздрагивала, потому что так мягко струился его голос, когда Роман всеми силами старался уйти от ответа на какой-то прямой вопрос. Фанни уже успела узнать эту его лживую, фальшивую интонацию, и она словно бы увидела перед собой его лицо: этот обволакивающий взгляд исподлобья, эту тень от ресниц на щеке, вздрогнувшие в тайной улыбке губы…