Елена Арсеньева - Отражение в мутной воде

Рука Данилушки снова яростно дернулась, и Тина наконец вырвалась из сетей ошеломляющей неподвижности. Неловко шагнула назад, еще не постигая до конца свершившееся, – и тут поверх Данилушкина плеча заметила какое-то движение в кухне.

Дверь, ведущая в горницу, медленно приотворялась, а за ней…

Баба Вера вдруг дико взвизгнула, сорвалась со стула, кинулась к этой двери, словно желая во что бы то ни стало прикрыть ее, не пустить тьму, которая, чудилось, так и клубилась в медленно расширявшейся щели, так и лезла наружу…

Хлопок – и баба Вера, покачнувшись, тяжело рухнула на колени, а потом медленно завалилась на бок.

– Веруха! – будто раненый изюбр, взревел Данилушка и метнулся вперед.

Хлопок! Он подскочил, тонко вскрикнул и упал так резко, словно пол вышибло из-под ног.

Дверь распахнулась, но Тина больше ничего не видела. Она вылетела с веранды и, перемахнув через перила, спрыгнула с крыльца прямо в клумбу с едва расцветшими мальвами.

Ярко-розовый хлыстик, сломавшись, ударил ее в грудь. Тина машинально стиснула его в кулаке и ринулась к калитке, ведущей на подворье.

Она ни о чем не думала, не оценивала свои действия, ее вел не разум, а инстинкт беглеца… быстро же он выработался, этот инстинкт. И слава богу!

Глупо было бежать к калитке через двор – сразу сняли бы из окна метким выстрелом. Проскочила по утоптанному, чисто выметенному полу курятника. Над головой дурными голосами заорали спросонок пеструшки и хохлатки, за перегородкой недовольно захрюкали свиньи. Ну и корова, естественно, включилась в общий предательский хор.

Теперь убийцы знают, куда побежала жертва.

Тина метнулась в огород и, пригибаясь, понеслась по грядкам, чувствуя себя голой на этом совершенно открытом, насквозь простреливаемом пространстве. Спина вмиг заледенела.

Здесь было тихо, никто не оповещал о ее присутствии на разные голоса, но огород оплетал ноги ботвой, заставлял скользить на раздавленных огурцах и кабачках, словно все это тоже ополчилось против нее, словно мстило… за что? Ах да, ведь хозяева всего этого, Данилушка и баба Вера, погибли по ее вине!

Погибли…

Ноги подогнулись, и Тина упала, тяжело ударившись о плетень.

Силы вдруг кончились.

– Скорее! – услышала задыхающийся шепот. – Сюда перелезай, скорее!

Тина недоверчиво подняла голову.

Сквозь жерди смутно белело чье-то лицо, блестели темные глаза. Да это Михаил!

– Скорее, да скорее же! – шептал он с придыханием, и Тина наконец смогла пошевельнуться. Встала, с трудом подпрыгнула, неуклюже навалилась грудью на плетень, кое-как перевалилась. Если б Михаил не тянул ее что есть сил, вряд ли справилась бы.

Наконец тяжело свалилась к его ногам.

– Да вставай же! – прошипел он яростно и вдруг испуганно затормошил: – Тебя что, ранили?

Тина не удивилась, поняв, что он все знает.

– Нет, – прохрипела. – Меня – нет. А Данилушка… а баба Вера…

– Видел в окно, – мрачно кивнул Михаил. – Я как раз шел к вам – извиняться… Да не стой ты как неживая, бежим!

Рванулись в проулок. Здесь узкая тропка разделяла зады огородов, никто им не встретился, никто не перешел дорогу.

Тина смутно сообразила, что бегут к тайге, удаляясь от Амура. Что-то протестующе вскрикнуло в душе, но тотчас и стихло: там, на пристани, ее наверняка тоже ждут, этот путь теперь закрыт. А какой открыт?..

Короткое рыдание вырвалось из груди. Михаил покосился, но ничего не сказал, не замедлил бега.

Они одолели невысокий плетень, спрямили путь, пробежав по чьему-то огороду.

Тина мимолетно изумилась решимости Михаила, но тотчас забыла об этом, едва не застряв на очередном заборе. Михаил почти грубо сволок ее на землю, упал рядом, запаленно переводя дух.

– Подо… подождешь меня здесь, – выдохнул с трудом. – Сейчас вернусь.

И начал было подниматься, но Тина вцепилась в него, вновь обретя силы:

– Куда ты, куда? Не уходи! Я боюсь!

– Раньше надо было бояться, – буркнул Михаил. – Чего ты там натворила? Скажи хоть, за что погибаем?

Она неподвижными глазами мгновение вглядывалась в его почти неразличимое во тьме лицо, потом медленно подняла руку, начертила от лба до груди неумелый, зыбкий крест:

– Ничего не сделала, вот те крест, клянусь!

А что она могла сказать? В чем могла признаться?

– Ничего не понимаю, – слабо дернул плечом Михаил. – Если так – они все с ума сошли, эти-то?..

Может быть. Может быть, они и сошли с ума, но действовали при этом очень разумно!

Тина опустила голову: