Елена Арсеньева - Отражение в мутной воде

Да нет, вряд ли. Михаил скорее ударит сам себя, чем обидчика, это Тина помнит по собственному опыту. Скорее Лида спохватилась, поняла, что натворила, и покаялась, что большую часть произнесенных сейчас слов – а может быть, и все! – выпустила на свет божий.

Тина в ярости стиснула руки, не зная, чего ей больше хочется: плакать от бессильной злобы или вторить Лиде, не заботясь о подборе слов. Однако сейчас она была зла даже не на Лиду, а, как ни странно, на Михаила. Вечно он все делает не вовремя, и всегда так было, и раньше! Или спешит, или опаздывает. В результате – хочет сделать как лучше, а получается… Ну дернул же его черт вмешаться в самый неподходящий момент, когда Лида вот-вот сообщила бы, кто навешал ей на уши этой чудовищной лапши… кто, стало быть, распространял о Тине эти дикие слухи. И зачем?! Если только для того, чтобы испортить ее репутацию, – на здоровье. В своей прошлой хабаровской жизни Тина сделала все, чтобы эту самую репутацию испортить совершенно безнадежно. Вряд ли на ней вообще осталось хоть сколько-нибудь незапятнанное пространство. А вот если цель этих бредней была вызвать Лидочку на откровенность, выяснить, скажем, у нее, где сейчас находится «оторва», бросившая невинных младенцев… Это уже совсем другое дело. И может означать только одно: до Тины добрались-таки! Добрались даже сюда, в забытое богом и людьми приамурское село. А она-то думала, что отрыла себе надежнейший из окопчиков… Да что ж ей теперь, в дебрях Амазонки скрываться, что ли? Но где гарантия, что ее не найдут и там, что и в джунглях не сыщется какой-нибудь Лидки, которая распустит свой ревнивый язык и…

Стоп. А может, все совсем не так? Может, преследователям по-прежнему неведомо, где скрывается беглянка, которая…

Эх, черт, до чего же не вовремя решил Михаил проявить характер! Уж молчал в тряпочку – ну и молчал бы!

– Тиночка, брось ты переживать, – раздался рядом безунывный голос Данилушки. – Большое дело – бабенка взбеленилась. Ее небось давно дикие кошки грызли, да и наши языкастые курицы свое дело сделали, вот она и сорвалась с цепи.

– Да уж, – сдержанно буркнула Тина, надеясь, что Данилушка отвалит и не станет мешать обдумывать неожиданное настоящее и беспросветное будущее.

Зря надеялась, конечно.

– Сам не пойму, как Лидка могла наговорить такого, – пробормотал дед, сочувственно поглядывая на Тину снизу вверх своими яркими глазами. – Она же не такая… всегда была тише воды ниже травы. Скромница, скорее язык себе откусит, чем грубое слово скажет. И если сегодня вдруг накинулась на тебя, значит, крепко ее припекло.

Данилушка помолчал, потом исподлобья взглянул на Тину:

– Неужели впрямь от детей сбежала?

– О! – Тина мученически завела глаза.

Если уж Данилушка поверил, что она за два года могла зачать, родить и вырастить семилетнюю девочку, можно представить, с какой охотой проглотит этот миф всеядная Тамбовка!

– Вот чего я бы хотел знать, – задумчиво пробормотал Данилушка, – кто и зачем Лиде голову задурил?

Так он, значит, не поверил!

– Да уж, – с благодарностью улыбнулась Тина, – я бы тоже дорого заплатила, чтобы это узнать.

– Вечно вы, городские, все на деньги меряете, – хмыкнул Данилушка. – Ничего, мы по-родственному, по-свойски узнаем. Авось и не придется разоряться тебе. А ну пошли!

– Куда?

– На Кудыкину гору! – бодро отозвался Данилушка и, махнув бабе Вере, которая непонимающе таращилась с крылечка, вышел за калитку.

Тина последовала за ним.

Странное ощущение овладело ею в ту минуту, когда она взялась за щеколду! Будто там, за приступочком, не затоптанная земля деревенского «тротуара», а глубокая ямина, затянутая клочьями тумана. Ступишь – провалишься!

Тина замешкалась было, но Данилушка, придержавший для нее калитку, оглянулся удивленно – и она шагнула-таки вперед.

И ничего не случилось, конечно. Под ногами твердая земля, никуда она не провалилась!

Во всяком случае, пока.

– …Я пришла, а он уже там сидит. Алла Павловна с ним разговаривала. Увидела меня – и таким рыдающим голосом: «Ты только посмотри! Это как же можно назвать женщину, способную на такую патологическую жестокость, на такое изуверство, на такую изощренную низость!» И пошла, и пошла…

Тина кивнула. Хотя слова эти были обращены не к ней, она очень даже хорошо помнила, как лихо конструирует словесные модули ее бывшая свекровь, какие трагические нотки звенят (или грохочут, смотря по тематике) при этом в ее богатом оттенками, красивом голосе! Алла Павловна на заре туманной юности играла в радиотеатре и сохранила навыки на всю жизнь.