Елена Арсеньева - Поцелуй с дальним прицелом

Мадам Вионне очень понравилась Мия с ее мальчишеской фигуркой: тогда входили в моду прямые платья с заниженной талией, невыразительные формы начинали ценить. Например, в то время модно стало, чтобы у женщины сзади ничего не имелось, никаких выпуклостей, а ведь это было далеко не так, поэтому манекены на дефиле, да и вообще дамы на улицах, им подражающие, ходили как-то диковинно прогнувшись, выставив вперед бедра (между прочим, с тех пор и повелась эта нелепая походка, которой щеголяют на подиумах нынешние модели), но больше всех ценились женщины с плоскими попами (pardon!), а ведь русские девушки вообще не отличаются дерзостью задниц (pardon-pardon!), в отличие от француженок, к примеру, то есть у русских были модные фигуры, поэтому спрос на наших манекенов был очень велик.

Нет, что я вру?! Дело было, конечно, не только и не столько в наших плоских задницах! Вовсе не поэтому во всех уважающих себя модных домах появились русские манекены, так что скоро сложилась такая пропорция: из шести манекенов четверо были русские, а только двое француженки. Все русское тогда было в сумасшедшей моде: помнили еще о «Русских сезонах», носили русские вышивки и кружева, брали для показа мод русских манекенов… Ну а еще дело было в том, что во Францию тогда мощным потоком хлынули из России удивительная красота, порода и знатность. Чухонки-телятницы да толстопятые деревенские девки – они ведь не бежали в Париж от революции! Мия Муравьева, дочь полковника, – это был еще самый низший класс, появившийся на подиуме!

Про Катюшу Ионину я уже упоминала. А княгиня Мэри Эристова и бывшая смолянка, дочь генерала, Гали́ Баженова, которые начинали работать у самой Шанель? Да у Коко Шанель даже управляющим maison de couture был князь Сергей Александрович Кутузов! Между прочим, Шанель вообще обожала все русское с тех пор, как у нее в любовниках ходил великий князь Дмитрий Павлович, брат уже упомянутой великой княгини Марии Павловны, и ее тщеславие «овернской мещаночки», как Шанель иногда называли недоброжелатели, тешилось тем, что у нее по подиуму ходят родовитые русские красавицы.

Да разве только ее тщеславие находило в этом усладу? В дефиле почти всех мезонов участвовали представительницы самых громких фамилий России: Сумароковы-Эльстон, Иславины, Ге, Мордвины-Щедровы, Палий, Северские… В модном доме «Карис» работали Соня и Вера, дочери знаменитого Николая Ивановича Гучкова, московского городского головы. В «Женни», maison de couture Женни Сесердот, – баронессы Кира и Ляля фон Медем. В «Шанталь» блистала княгиня Лиза Граббе, в замужестве княгиня Белосельская-Белозерская; в доме «Поль Каре» работали сестры-княжны Оболенские, одна из которых стала уже в эмиграции княгиней Шаховской, по мужу, бывшему лейб-гвардейцу, но продолжала карьеру манекена. В «Ланвен» славилась Теа (настоящее ее имя было Екатерина) Бобрикова – «всего-навсего» крестница государя-императора Николая II!

Именно у этих подлинно светских дам учились французские манекены прекрасным манерам, перенимали аристократизм, изысканность, даже это холодное, отстраненное выражение лиц, которое и теперь, словно маску, надевает на себя каждая, кто идет по подиуму. Именно благодаря русским аристократкам работа манекена – все равно какого, манекен де кабин (девушки, постоянно работавшей в модном доме, демонстрировавшей те платья, которые просто хотели посмотреть покупательницы), манекен-ведетт (той, кого приглашали на дефиле), манекен-волан (такую нанимали для поездок за границу) или манекен-монден (имевшую громкий титул, получавшую от своего дома платья для выхода в свет, блиставшую в этих туалетах на раутах) – стала считаться не низменной и позорной, а почетной, завидной, престижной. Их фотографии из журналов «Вог» и «Фемина» вырезались в провинции и вешались на стенку рядом с фотографиями знаменитых светских красавиц.

Да и в самом деле: боже мой, какие же это были удивительные красавицы! Тогда еще не было сказано этой глупости: лучшая-де женская фигура – это палка, и совершенство форм имело большое значение. Конечно, мы все были очень стройные, однако подлинная русская красота и женственность высоко ценились в Париже – наравне с родовитостью и шиком. До сих пор сохранились в модных домах предания о «приподнятой брови и гордом выражении» лица княгини Мэри Аристовой, «глазах прозрачной воды» Лизы Граббе, о невероятной внешности Натали Палей, которую считали еще более загадочной, чем даже Грета Гарбо. Конечно, мне было далеко, очень далеко до них, однако когда я появилась в «Ланвен»…