Джулия Гарвуд - Опасные забавы

— А потом?

— Мать приказала мне убираться из города, чтобы они меня больше не видели. Им с Кэрри теперь стыдно показаться на людях, сказала она. Я валялась у нее в ногах, целовала ей руки, умоляя простить, но она только отпихнула меня. Никогда не забуду, какое отвращение было у нее на лице в этот миг. В точности как у Кэрри, когда в детстве она думала, что я не вижу. Мать назвала меня шлюхой, потом достала из бумажника стодолларовую купюру, бросила мне в лицо и вышла, хлопнув дверью так, что затряслись стены.

— И никто не пришел тебе на помощь?

— Никто не посмел — ведь мать путалась с шефом полиции. Он во всем плясал под ее дудку. — Джилли прижала ладони к щекам. — О, я помню те ночи! Он приезжал за полночь. Считалось, что мы уже спим, но я-то слышала скрип кровати и эти противные хрюкающие звуки. Однажды — не из любопытства, а из страха — я прокралась коридором туда, откуда они доносились. Это все происходило в гостиной: толстяк возлежал на диване, выпятив вперед нижнюю часть и раздвинув ноги, а мать стояла перед ним на коленях и обслуживала его, как проститутка в дешевом мотеле. Женатого мужчину! Он готов был на все, лишь бы не узнала жена. Тогда в роддоме мать пригрозила, что меня упекут за решетку, если я посмею остаться в городе. И я знала — о, я знала! — что это не пустые слова!

Джилли упала лицом в подушки и разрыдалась. Монк, весь дрожа, привлек ее к себе на грудь и держал в объятиях, пока слезы не иссякли.

— А что стало с твоей дочерью? — спросил он осторожно.

— Ее воспитали в ненависти ко мне, в той самой ненависти, какую испокон веков чувствовала ко мне сестра. Кэрри… понимаешь, ей досталась заурядная внешность, и она завидовала мне черной завистью. Я знаю, она присвоила моего ребенка, только чтобы расквитаться со мной.

— А как ты познакомилась с Дейлом Скарретом?

— Покинув город, я какое-то время перебивалась на случайных работах. Ведь нужно было как-то прокормиться! Я мечтала накопить денег и обратиться к адвокату по делам о похищениях детей. Не имея профессии, мне оставалось только работать по барам и ресторанам. Когда работы не было, приходилось красть и спать с мужчинами за деньги. Я помню каждого из тех двенадцати! Каждый раз это был тяжелый шаг… Боже, как я это ненавидела! Но что оставалось делать? Я должна была выжить, чтобы забрать дочь из этого дома. — Прекрасные черты Джилли исказились болью воспоминаний. — Во время работы в очередной забегаловке я и встретила Дейла. Он был мне противен, ноу него водились деньги, и когда он показал мне пачку зеленых, я согласилась с ним пойти. Потом мы жили вместе — как мне показалось, целую вечность. Временами он не появлялся долго, но стоило вернуться к прежней жизни, как, словно учуяв это на расстоянии, он возвращался. В одно из таких возвращений он сказал, что хочет ограбить ювелирный магазин с приятелями Фрэнком и Ларри, который окрутил дочь ювелира и выпытал у нее все нужные сведения. Мне пришлось помочь ему с деталями грабежа.

— Значит, ты тоже в этом участвовала!

— Как же иначе? Ограбление прошло без сучка, без задоринки, но у Фрэнка был чересчур длинный язык, так что скоро он начал болтать о том, какие огребет деньги, когда камни будут проданы (по взаимному согласию Дейл припрятал добычу на полгода).

— Но до продажи так и не дошло?

— Потому что кто-то донес в полицию насчет болтовни Фрэнка. Его задержали для дознания, он не выдержал и частично раскололся: выдал им Ларри. Правда, ни Дейла, ни меня он выдать не решился, а может, просто придерживал наши имена, пока не предложат более выгодные условия. Перед арестом Ларри успел нас предупредить, и мы скрылись из города еще до облавы. Сам он тоже пытался ускользнуть, но не вышло. Завязалась перестрелка, Ларри подстрелил полицейского, а потом и сам был убит.

Джилли снова расплакалась, и пришлось какое-то время утешать ее. — Камни так и остались припрятанными?

— До камней мне тогда дела не было. Важно было вернуть дочь, и Дейл обещал помочь мне в этом за то, что помогала ему с ограблением (теперь ты понимаешь, почему я на это пошла?). Мы поехали в Шелдон-Бич и ночью уже были перед домом моей матери. В моих глазах это было не похищение, а воссоединение. Я приехала за тем, что, как я думала, принадлежит мне по праву. Тогда я еще не знала, что Кэрри заставила мать обратиться в суд и получила опекунские права. Боже милостивый! Я уже больше не была законной матерью Эвери! Моя завистливая, злобная сестрица стала ей матерью. Она лишила меня самого дорогого, Монк, самого дорогого!