Джулия Гарвуд - Опасные забавы

Еще крутой поворот, и еще. Где же, черт возьми, курорт? Привратник остался далеко внизу, а дорога все взбиралась и взбиралась вверх, как будто к самым вершинам. Казалось, что кругом совсем дикая местность. Когда Эвери уже готова была повернуть назад, впереди наконец открылась «Утопия».

Нельзя было придумать более подходящего названия.

— Боже правый! — вырвалось у Эвери.

Это было нечто грандиозное и притом безмятежное, как тихая гавань. Красивые здания в спокойных тонах так естественно вписывались в окружающий ландшафт, словно не были построены, а просто возникли здесь по мановению волшебной палочки. Главный корпус казался отрогом горного склона, бунгало поменьше были разбросаны словно наугад, соединенные извилистыми каменными тропами и осененные раскидистыми соснами. Повсюду виднелись лужайки в простых горных цветах, каскады искристой воды стекали в каменные углубления.

Из-за седана вынырнул небольшой ходкий грузовичок. Эвери подала машину назад, позволяя ему развернуться, и пока служители выгружали какие-то ящики, упивалась окружающей красотой.

Из-за купы растений появилась молодая пара, так очевидно влюбленная, что Эвери не сразу сумела оторвать завистливый взгляд. Судя по тому, в какое пылкое объятие заключил свою подругу молодой человек, это были новобрачные.

Грузовичок наконец отъехал, и Эвери, то и дело косясь на влюбленную пару, тронула машину вверх по склону. Площадка перед главным корпусом была вымощена светлым камнем. На каждой из широких гранитных ступеней, что вели к парадным дверям, стояло по вазону с красными и желтыми цветами, такими обильными, что плети их свешивались на камень.

Повсюду можно было видеть отдыхающих, чаще всего в спортивной одежде, но двигались они в ленивом, замедленном темпе, так что казалось, что и время здесь течет иначе. Присмотревшись, Эвери поняла, что это курортная форма — на груди у каждого виднелась золотая сфера со словом «Утопия».

Стоило заглушить мотор, как к машине кинулся служитель. Он открыл для Эвери дверцу, протянул руку и с легким учтивым поклоном произнес:

— Добро пожаловать в «Утопию»!

Монк был влюблен. Хотя еще не так давно он не верил, что это вообще возможно, сейчас он был опьянен любовью.

Джилли оказалась той самой второй его половинкой, о которой твердили безнадежные романтики. Они были созданы друг для друга: у них были одна и та же вера, те же желания, мечты и стремления, а главное, та же самая страсть к нечистой игре.

Джилли околдовала Монка с первой встречи в грязном баре на задворках Саванны. Когда она переступила порог на своих высоченных каблуках и в облегающем, как вторая кожа, красном платье, у него перехватило дыхание. Она была великолепна, неподражаема! Он ждал за угловым столиком с голубой папкой в руках, точно по инструкции. Высмотрев его, Джилли улыбнулась, и Монк понял, что погиб.

Первая страстная вспышка все еще длилась. Сердце болезненно и сладко сжималось при виде Джилли, а когда они бывали врозь, Монк ловил себя на том, что улыбается, вспоминая о ней, даже во время работы! В его сознании просто не осталось места ни для чего иного. В долгие и скучные часы наблюдений за очередной жертвой Монк предавался воспоминаниям. Обычно он грезил о первой встрече и о том, как именно они в тот раз занимались любовью.

Это случилось уже через три часа после того, как они обменялись словом. Джилли привела Монка к себе в номер мотеля, сорвала с него разом и одежду, и покров условностей, и любила его как сумасшедшая. Стоило вообразить себе это, как на языке возникал вкус ее рта, а на коже — аромат ее духов. Он почти физически ощущал жар ее тела, слышал звуки, которые она издавала в момент страсти, — низкое горловое рычание упоенной хищницы. В постели Джилли была дикарка, неистовая и грубая (в точности как ему и хотелось), но в глубине души — голубка, кроткая, нежная и уязвимая.

Человек железной дисциплины, Монк терял всякий контроль над собой, когда дело касалось Джилли, и это было для него источником непрестанного удивления. Когда-то, даже если он позволял воображению разыграться, мечты о будущем не включали романтической влюбленности, не говоря уже о браке. Однако два месяца назад он стоял перед Джилли на коленях, предлагая руку и сердце — и она приняла предложение, повергнув его в бешеный восторг. Он сказал тогда, что пойдет ради нее на все, на все абсолютно, и с тех пор держал слово, то есть из кожи лез вон, чтобы порадовать свою избранницу. Иными словами, он совершенно утратил себя и ничуть об этом не жалел.