Елена Арсеньева - В пылу любовного угара

Это была не копия, а именно очень старый снимок, но заламинированный. В самом деле, совсем другое лицо! Кудряшки вокруг лба, четкий очерк губ, крепкий, круглый подбородок. Глаза тоже большие, но форма и выражение их совсем другие, чем у Лизы Петропавловской-Григорьевой. Красивая девушка. Слов нет, очень красивая! Не томно-печальная, как первая Лиза, но все-таки что-то трагическое, некая обреченность видны в линии губ, в прищуре глаз. Или это просто кажется, потому что известно: она погибла, погибла трагически… или героически (трактовать можно как угодно).

– Это она? – тихо спросила Алёна, и только Алекс Вернер понял, что в свой вопрос она вложила смыл куда более глубокий, чем простое уточнение, та ли это женщина, которую он называл Елизаветой Ховриной. Алёна спросила иное: та ли запечатлена на снимке женщина, которую он любил более полувека, ради которой проехал пол-Европы, – и Алекс молча кивнул.

– Да, я понимаю, – проговорила Алёна, остро завидуя такой любви и вспоминая, как Алекс говорил ей, что она похожа на Лизу. Интересно, чем? Да неважно.

– Этого портрета, – сердито сказал Столетов, перебегая глазами с фотографии на лица Алекса и Алёны, – в нашей экспозиции нет, так что…

В то же мгновение у него в кармане зазвонил мобильный, и лицо его приняло обеспокоенное выражение, какое Алёна не раз подмечала у людей, так сказать, старшего поколения, для которых каждый вызов по телефону вообще, а по мобильному в частности становился настоящим стрессом.

– Что? К телефону? А кто?.. А, понятно, да… – Директор растерянно похлопал глазами, покраснел и отвернулся от Алёны и Алекса.

«Может, ему любовница звонит?» – подумала вдруг наша героиня, у которой было весьма своеобразное чувство юмора (ч.ю., как принято нынче выражаться).

– А что я скажу, почему не… – продолжал заикаться в трубку Столетов. – А, понятно, не прохо… да, понятно. А он, а… Да, понятно. Да, хорошо.

Директор музея убрал мобильный в карман и посмотрел на Алёну:

– Вас к телефону просят.

– К какому еще телефону? – изумилась писательница, вытаскивая из сумочки свой сотовый. Никаких неотвеченных вывозов на дисплее обозначено не было.

– К нам сюда мобильные звонки иногда не проходят, особенно если из верхней части города звонят, – пояснил Столетов.

Алёна извинилась перед Алексом и шагнула было к двери, как вдруг сообразила:

– Стойте-ка! А кто меня спрашивал? И как здесь нашел?

– Ну я же не сам говорил по телефону, – пожал плечами Столетов. – Мне передали, что просят позвать переводчицу туриста, который сейчас в музее. Я вам сказал, вы же переводчица. Телефон в комнате хранителей, сразу, как выйдете из зала, – налево.

Ну, если просят переводчицу, значит, только Катя может звонить, догадалась Алёна. Что ж там такое срочное случилось, что понадобилось ее здесь разыскивать? Видимо, правду говорит Столетов, звонки на мобильный не проходят – такое бывает.

– Алекс, я сейчас вернусь, наверное, это Катя, – сказала она по-французски. – Что-то срочное, вероятно… две минуты, хорошо?

Немец рассеянно кивнул, разглядывая фотографии – переводя взгляд с одной Лизы на другую.

Алёна выскочила из зала и огляделась. Ну и где тут комната хранителей? Налево, сказал директор. Левая рука – та, где часы. Алёна, если правду сказать, с понятием право-лево путалась до смешного. Чтобы не уподобляться герою истории про сено-солому, она различала руки и стороны по часам и обручальному кольцу, а потом, когда кольцо исчезло из ее жизни, ориентировалась только на часы. Конечно, неудобно, но что делать, если колец она не любит? Разве что браслет завести… А почему бы и нет? С чего она взяла вообще, что браслеты – не ее стиль и не идут ей?

Однако что-то ее заклинило на браслетах… Думая о них, Алёна постучала в дверь и вошла. Комната была узкая и длинная, как пенал. В конце, у окна, стояли два стола. Здесь тоже сильно пахло сиренью, потому что на одном из столов стояла большая ваза с букетом. За столом сидел какой-то мужчина. Солнце било Алёне в глаза, и она видела только темный силуэт.

– Извините, – сказала она, удивляясь, что хранителем музея работает мужчина. Хотя, с другой стороны, если здесь мужчина директор, почему не быть и мужчине-хранителю? – Извините, меня тут к телефону вашему позвали…

И озадаченно примолкла, увидев, что трубка лежит на аппарате. Неужели Катя уже отсоединилась?

– Проходите, Елена Дмитриевна, – сказал мужчина, вставая со стула. – Проходите, мне нужно с вами поговорить.