Линда Ховард: Сердцеед

Внезапно на землю обрушился сильный штормовой ветер, принесший пелену дождя, хлынувшую на лобовое стекло, ухудшая видимость, не смотря на максимальные усилия дворников. Порывы ветра бились о грузовик, и Джону требовались все силы, чтобы ровно держать его на дороге. Видимость была настолько плохой, что он чуть не пропустил поворот к ранчо Кэботов, хотя знал эти дороги как свое собственное лицо.

Он был мрачным и раздраженным, когда подъехал к дому Кэботов, и его отвращение возросло, когда он оглянулся вокруг. Даже через дождь, было видно, что место пришло в упадок. Двор порос бурьяном, амбар и конюшни имели несчастный вид, пустые и заброшенные. Пастбища, которые когда-то были усеяны элитным брахманским рогатым скотом, были теперь пусты. Маленькое царство распадалось на глазах у его королевы...

Хотя Джон подвел грузовик прямо к дому, дождь лил так сильно, что он промок насквозь пока добежал до веранды. Он похлопал своей соломенной шляпой по ноге, чтобы отряхнуть с нее воду. Джон поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась, прежде чем он успел это сделать. На пороге стояла Мишель, смотря на него с привычным презрением в холодных, зеленых глазах. Она колебалась всего мгновение, как будто бы раздумывала, стоит ли пускать его в дом, или поберечь ковер. Наконец она толкнула сетчатую дверь и резко произнесла:

- Входите.

Джон представил, как она внутренне сжимается от необходимости быть с ним любезной из-за того, что должна ему сотню тысяч долларов.

Он прошел мимо, отметив, что она отодвинулась так, чтобы он не смог задеть ее. Погоди, подумал он в ярости. Скоро он больше чем просто заденет эту гордячку, он сделает то, черт возьми, что ей определенно понравится. Пусть сейчас она воротит от него свой нос, но все изменится, когда она окажется под ним голой, когда будет биться в экстазе, обхватив ногами его талию. Он не хотел просто использовать ее тело. Ему было нужно ответное желание, он хотел увидеть ее такой же жаждущей и одержимой, как и он. Это было бы верхом справедливости, после всех мужчин, которых она использовала.

Он почти хотел, чтобы она нагрубила ему, чтобы у него был повод ненавидеть ее. Принудить Мишель сделать то, что совершенно точно ей не понравится. Он хотел ее, и все остальное было не важно, хотел чувствовать ее тепло и нежность, хотел заставить ее отвечать ему тем же.

Но она не отбрила его своим едким языком, как обычно делала. Вместо этого она сказала:

- Пройдемте в папин кабинет, - и повела за собой по холлу, оставляя за собой дразнящий аромат духов. Она выглядела недотрогой в строгих белых брюках и белой шелковой блузке, нежно облегающих ее соблазнительную фигуру, но ему все равно нестерпимо хотелось коснуться ее. Блестящие светло-золотистые волосы были откинуты назад и сколоты на затылке широкой золотой заколкой. Утонченная безукоризненность Мишель была прямой противоположностью его собственному грубому внешнему виду, и он задался вопросом, что бы она сделала, если бы он дотронулся до нее, притянул к себе, намочив и запачкав ее шелковую блузку. Он был грязным, потным, воняющим скотом и лошадьми, да еще и мокрым в придачу. Скорей всего, не было и шанса, что она позволит ему это прикосновение.

- Присаживайтесь, - сказала она, показывая рукой на одно из кожаных кресел в кабинете. - Думаю, вы знаете, почему я позвонила.

Выражение его лица стало еще более саркастическим.

- Думаю, знаю.

- Я нашла документ о ссуде, когда разбирала папины бумаги позапрошлой ночью. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь увиливать от оплаты, но у меня сейчас нет денег…

- Не тратьте зря мое время, - посоветовал Джон, резко прерывая ее.

Мишель пристально посмотрела на него. Он не сел на предложенное кресло и стоял слишком близко, возвышаясь над ней. Взгляд его черных глаз вызывал у нее дрожь.

- Что?

- Это отговорки, и я не собираюсь тратить время на ваши выдуманные оправдания. Я знаю, что вы собираетесь предложить, и согласен. Я давно хочу забраться в ваши штаны, голубушка. Только не обольщайтесь, надеясь отделаться потрахавшись пару раз по-быстрому. Так не выйдет. Я собираюсь полностью оправдать свои затраты.

Мишель словно окаменела от его слов, краска отхлынула от ее лица, и оно стало белее снега. Его внешность, рост, мускулатура, запах его сильного тела смущали ее, а смысл его слов ускользал от затуманенного сознания. Он был слишком близко! Но вот, наконец, его слова выстроились по порядку, и значение произнесенной им фразы изо всех сил хлестнула Мишель по лицу. Паника и ярость уступили место шоку. Она отодвинулась от него и прошептала: