Линда Ховард: Сердцеед

Выиграет ли она хоть что-нибудь, если будет откладывать решение этой проблемы? Ведь все равно, рано или поздно, ей придется поговорить с Рафферти, и сегодняшний вечер подходит для этого ничуть не хуже, чем любое другое время. Часы на стене показывали, что нет еще и половины десятого, и Мишель подумала, что Рафферти скорее всего еще не ложился. Она отыскала в справочнике нужный телефонный номер и быстро, словно боясь передумать, набрала его. Привычная реакция мгновенно захлестнула девушку. Еще до того, как она услышала первый ответный гудок, она с такой силой вцепилась в трубку, что костяшки пальцев побелели от напряжения, а сердце в груди забилось так часто и тяжело, будто она только, что бежала от некой опасности. Внутреннее напряжение тугим узлом скрутило живот. Проклятье! Она совершенно не владела собой, и в таком состоянии не способна была произнести связно даже нескольких слов!

Трубку подняли только на шестом гудке, и это дало девушке возможность немного успокоиться и подготовиться к разговору. К тому моменту, как экономка ответила: «Резиденция Рафферти», и Мишель попросила пригласить к телефону Джона, ее голос звучал уже практически спокойно, даже несколько холодно.

- Сожалею, но в данный момент его нет. Не желаете ли Вы оставить для него сообщение?

Это можно было бы считать своего рода отсрочкой, если бы не осознание того, что теперь ей снова придется пройти через это испытание.

- Передайте, пожалуйста, чтобы он перезвонил Мишель Кэбот, - сказала она, и продиктовала свой номер. А затем добавила:

- Как Вы думаете, он скоро вернется?

После небольшой паузы экономка ответила:

- Нет, думаю, что он будет очень поздно, но не беспокойтесь, я обязательно передам ему ваше сообщение завтра, прямо с утра.

- Спасибо, - пробормотала Мишель и повесила трубку. Ей следовало сразу догадаться о том, что он не станет проводить вечера в тишине и одиночестве своего дома. Раффети был слишком известен, а точнее сказать, печально известен своими любовными похождениями и неуемным сексуальным аппетитом. Все что угодно могло измениться за эти годы, но только не его распутный образ жизни. Согласно сплетням, обрывки которых время от времени доходили до нее, он обладал все тем же темпераментом и сексуальностью, а пронзительный взгляд его темных, загадочных глаз, все так же вызывал волнение и трепет во многих женских сердцах. Да, у него всегда было множество женщин, но Мишель никогда не была одной из них. Враждебность, мгновенно вспыхнувшая между ними при самой первой встрече десять лет тому назад, так никуда и не делась, и все их общение нельзя было назвать иначе как вооруженным противостоянием. Только ее отцу удавалось быть своего рода буфером между ними, но теперь его не стало, и Мишель необходимо было подготовиться к худшему. О, она слишком хорошо знала, что Раффети никогда не останавливается на полпути.

Сегодня ей уже ничего не удастся исправить, но Мишель больше не могла разбирать бумаги отца, думая лишь об этом ужасном долге Рафферти. Она быстро приняла душ, ее затекшие мышцы все еще хотели нежиться под теплыми струями, но, увы, Мишель приходилось экономить даже на электричестве. Воду качал насос, работающий от электричества, и это было единственной необходимостью для Мишель, не считая пищи.

Но какой бы усталой она не была, уснуть все равно не удавалось. Мысли о предстоящем разговоре с Рафферти мучили ее снова и снова, сердце сбивалось с ритма при мысли о нем. Мишель старалась дышать глубоко и медленно. Она всегда так чувствовала себя, думая о Джоне, но встреча лицом к лицу – это намного хуже.

Если бы только он не был настолько большим! Но он был ростом шесть футов три дюйма, приблизительно двести фунтов мужественности и силы - рядом с ним почти любой мужчина выглядел почти карликом. Всякий раз, когда он приближался, Мишель становилось трудно дышать. Никакой другой человек в мире не вызывал у нее такой реакции, никто так сильно не выводил ее из себя, и никто так сильно не волновал ее физически.

Это началось с того момента, когда они познакомились, десять лет назад. Ей было тогда восемнадцать, и Мишель была наивным и упрямым подростком. Как она могла влюбиться в него? Такая глупость... Всем была известна репутация Джона Рафферти – он не пропускал ни одной юбки, женщины сходили с ума по нему, страдали из-за него. «Как будто он мог заинтересоваться подростком!» - размышляла Мишель, ворочаясь в кровати. Каким ребенком она была! Глупым, испорченным, напуганным ребенком. Потому что Рафферти пугал ее даже при том, что практически никогда не обращал на Мишель внимания. Скорее всего, Мишель пугала собственная реакция. Джону было тогда двадцать шесть: взрослый мужчина, который смог превратить небольшое ранчо в процветающую империю, только силой и упорством, годами каторжного труда. Первый раз, она увидела Рафферти, когда он разговаривал с ее отцом. Даже спустя столько лет Мишель помнила свои ощущения: внезапно ей стало трудно дышать, словно она получила сильный пинок в живот. Лэнгли и Джон стояли возле лошади Рафферти, одна рука Джона лежала на седле, другая упиралась в мускулистое бедро. Шесть футов и три дюйма подавляющей властности, твердых мускулов и силы, доминировали даже над крупной лошадью. Мишель уже была наслышана о нем: мужчины, посмеиваясь, называли его «Гвоздь», и в их голосе против воли проскальзывало восхищение, женщины называли его так же, но всегда взволнованным, дрожащим голосом. Если женщина появлялась с ним однажды, это еще могло сойти за «дружбу», но появись она второй раз рядом с Рафферти, все знали – она спит с ним.