Синтия Ричи - Опасный талант

— Когда я после бала, на котором танцевал с ней, не заехал с визитом в дом ее родственников на Харлей-стрит. Но я не мог не сделать этого после того, как спас Тэдди — эго ее племянник — в Гайд-парке.

— Как давно вам известно о склонности мисс Пенуорт к благотворительной деятельности?

— С того самого дня, когда мне рассказали о ней ее племянники и племянница. Хотя нет, — вспоминая, Станден улыбнулся Грейс, — это было в тот день, когда мы познакомились. Ее кучер разбил мою коляску у придорожной гостиницы. Сначала она предложила подвезти меня до города в своем экипаже, и по тому, с какой наивностью она это говорила, я понял, что она не имеет представления, какой урон ее репутации это могло бы нанести. Затем она предложила заплатить за ремонт моего экипажа.

— У нее были деньги от издания ее книги, чтобы заплатить столь значительную сумму? — спросил господин Эрскин.

— Едва ли. Она передала мне все свое состояние: пять шиллингов и три пенса. Ничтожная сумма.

— Вы взяли в жены Грейс Пенуорт, чтобы таким образом она могла рассчитаться с вами за поврежденный экипаж?

— Вовсе нет, — с чувством ответил Станден, — я женился на ней, потому что люблю ее.

— Как трогательно, ваша светлость, — заметил прокурор, когда господин Эрскин сел на свое место. Поднявшись с места, обвинитель обошел стол и сказал:

— Это доказывает лишь то, что обвиняемая и вас тоже обманула. Милое личико и стройная фигура… вы не первый, кто попался в эти сети. Но как же вы, герой войны, могли попасться на эту удочку, на эту старейшую уловку?

Взглянув на прокурора словно на врага родины, Станден мысленно обругал себя за то, что так глупо высказался о своих чувствах.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, милорд. Грейс не обманула мое сердце. Она завоевала его своей непоколебимой честностью.

— Честностью? Как же она может обладать, «непоколебимой честностью», если даже ее отец и жена начальника тюрьмы подтверждают, что она занималась сочинением сказок, историй? Лживых измышлений. Обманов. Я ясно выражаюсь? Так ваша жена еще и лгунья?

Бросив на обвинителя пылающий яростью взгляд, Станден все же заставил себя отвечать спокойно и прямо.

— Моя жена не лгунья, сэр. Что же касается другого вашего обвинения, то вот эти достойные господа, — и он обвел рукой присяжных, — решат этот вопрос. Я не стану порицать свою жену за то, что она сочиняет романтические истории о подвигах и любви, чтобы развлекать детей и нетерпеливых больных.

Растянув в улыбке свои тонкие губы, прокурор сказал:

— Но ведь мы не сможем ожидать, что вы станете порицать женщину, к которой питаете любовь, не так ли, ваша светлость? У меня больше нет вопросов.

Повернувшись, он неторопливо пошел к своему месту с таким видом, словно сожалел о зря потерянном времени.

Грейс сцепила руки, спрашивая себя, что могло так разозлить главного прокурора. Алан признался перед ним и двенадцатью присяжными, что любит ее. Она это знала, конечно, но то, что это будет записано в деле, подняло ей настроение. Не у многих жен есть официальное подтверждение любви своих супругов.

Несмотря на внутреннее ликование, вызванного словами Алана, она с трепетом ожидала того, что последует. Господин Эрскин снова поднялся с места и задал герцогу свой последний вопрос:

— Где находилась ваша супруга, ваша светлость, если она не присутствовала на том собрании, о котором говорил господин Вильерс?

— Она была в моем поместье вместе со мной и моей бабушкой, — без колебаний ответил Станден. — Рассказывала свои истории заболевшему корью мальчику, а потом мне, так как меня тоже свалила болезнь, чтобы мы быстрее поправились.

— Она находилась рядом с вами постоянно?

— Нет, не постоянно. Но за то время, когда ее не было рядом со мной, она не успела бы съездить в Лондон и обратно.

Господин Эрскин перевел взгляд на присяжных.

— Мы готовы, если суд посчитает это необходимым, дать полный отчет о местопребывании ее светлости час за часом и минута за минутой в тот день, когда, якобы, было собрание в Черринг-кросс.

Его слова прозвучали будто угроза, но такого эффекта адвокат и добивался. Время приближалось к полуночи, и заседание суда длилось уже почти шестнадцать часов. Лорд главный судья не посчитал это существенным.

Взглянув в колеблющемся свете на лица присяжных, Грейс почувствовала к судье более чем благодарность за его решение. Кое-кто из присяжных зевал, да и в публике то и дело слышалось нетерпеливое покашливание и шарканье ног по полу. И сама она, несмотря на серьезность своего положения, едва могла держать глаза открытыми.