Айрис Джоансен - Миллион за выстрел

— Ты слишком много говоришь. Это лихорадка. Пожалеешь, когда почувствуешь себя лучше. — Он сел рядом и расстегнул ее рубашку. — Только взгляну и уйду.

Она сидела, напряженно выпрямившись, и смотрела поверх его плеча в стену.

— На повязке не слишком много крови, учитывая, сколько тебе пришлось двигаться. Значит, швы держатся. Хотя я другого и не ждал. — Он снова застегнул ей рубашку. — Ты говорила, что была ранена раньше. Сколько раз?

— Тяжело? — Она вспоминала, несмотря на жаркий туман, обволакивающий ее. — Пулевое ранение в ногу, когда мне было двенадцать лет. Отец сказал, что все из-за моей неосторожности. Еще пуля попала в левое предплечье. Мне тогда было шестнадцать. К тому времени я уже многому научилась, так что моей вины тут не было. Была еще штыковая рана в бок, когда мне было двадцать. Эта четвертая.

Он сжал губы.

— Ну, разве не удобно иметь вехами в процессе взросления боевые ранения? Уверен, немногие женщины могут таким похвастать.

— А какие вехи были у тебя, Гален?

— Это уже лишнее. Лучше я принесу воды, чтобы запить таблетки.

— Я могу взять сама.

— Но тогда ты не сможешь получить удовольствия от моего за тобой ухаживания. — Он исчез в ванной и вернулся со стаканом воды. Открыл бутылочки с лекарствами и протянул ей таблетки. — Ну вот, все готово.

Она недовольно посмотрела на таблетки, но проглотила их и поставила стакан на столик.

Гален помедлил, прежде чем раздвинуть занавески и выйти.

— У тебя семь часов, чтобы поспать и побороть лихорадку. Ты же не захочешь, чтобы я в Сан-Франциско нес тебя по трапу на руках. Подумай только, как это будет унизительно.

— Меня сложно унизить. Я приму от тебя все, что должна принять.

Он некоторое время задумчиво смотрел на нее.

— Нет такого, чего бы ты не сделала для ребенка, верно?

— Верно.

— Мне почти что жаль Форбза. — Он не стал ждать ответа и вышел, задернув за собой занавеску.

Елена опустилась на подушку и глубоко вздохнула. Она чувствовала, что окончательно вымоталась, но не бьиа уверена, от чего устала больше — от высокой температуры или от Галена. Она сначала думала, что он такой же, как все наемники, которых ей доводилось знать раньше, но он оказался иным. Он был даже похож на человека. Странно, что он остановил ее, чтобы она не наговорила лишнего о себе, потому что понимал, что она будет стыдиться этой слабости позже. Она и стыдилась. Болтать не следовало. Температура, усталость, страх перед будущим, дрожь ужаса при воспоминании о прошлом… Ей следовало держать себя в руках.

Она отдохнет и наберется сил. Выбросит мысль о Галене из головы, побыстрее заснет и проснется бодрой и сильной, способной позаботиться о Барри. Она закрыла глаза и попробовала заснуть.

«Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я не увидела во сне Чавеза».

— Как там Елена? — спросил Доминик, когда Гален сел с ним рядом.

— Не в лучшей форме. — Гален взглянул на Барри, который крепко спал, укрытый одеялом. — Но не хочет в этом признаться. Мне кажется, что ей в последнее время досталось больше, чем она способна выдержать.

— Вы ошибаетесь. Она выдержит, — возразил Доминик. — Я не припомню такого, из чего она не сумела бы выбраться, а я знаю ее с десяти лет. — Он немного подумал. — Ну, однажды она едва не сорвалась, но все равно нашла выход.

— Что случилось?

Доминик улыбнулся:

— Вы ее спросите.

— Куда там. Она с десяти лет была с бунтовщиками?

— Она носила записки из одной деревни в другую, когда была еще меньше. Отец стал ее тренировать чуть ли не сразу, как она научилась ходить.

— Мило.

— Как я уже говорил, он не был лучшим отцом в мире, но он обладал большим обаянием и был прекрасным солдатом. И хорошим учителем. Елена к двенадцати годам уже отлично владела приемами боевых искусств. Печально…

— Вы не могли этому помешать?

Он покачал головой:

— В их лагере я был гостем. Если бы я начал вмешиваться, повстанцы вышвырнули бы меня вон. Мне было трудно, но я научился приспосабливаться. Я не мог всегда поступать так, как хотел, но кое-что мне все-таки удавалось сделать. Я мог учить, утешать, выслушивать, а иногда и оказывать конкретную помощь.

— Например, Барри.

Доминик взглянул на спящего ребенка, и его лицо озарила улыбка.

— Барри доставлял мне особую радость. Я не мог дать Елене, когда она была ребенком, все, в чем она нуждалась, но я мог многое сделать для Барри. Я верю, что господь находит возможность помочь нам найти свой путь. Когда Елене понадобилось оставить с кем-то Барри, я понял, что нашел свой путь. — Он вопросительно поднял брови. — Вы задаете много вопросов. Почему?