Майкл Прескотт - Когда отступит тьма

Единственный шаг, нырок, шок погружения, уносящий сознание, и потом ничего.

Избавление от страданий, от горя, от вины.

Единственный шаг.

Эрика стояла над водопадами, опустив голову, глядя, как пенистый каскад низвергается к ручью в двухстах футах под ней.

Странно, как мало изменилось за восемнадцать лет. Вчерашней школьницей она стояла на пристани возле рыбачьей деревушки, думая о смерти в темных водах Эгейского моря. И вот снова стоит, глядя на кружение пены, с теми же холодными мыслями, изменились только внешние обстоятельства.

Тогда было уже за полночь; сейчас предвечернее время. Вместо жаркого средиземноморского лета зимний пенсильванский пейзаж, четкий в бледном свете. На пристани она была нагой, сейчас в теплом пальто, защищающем от порывов холодного ветра.

И самое главное, тогда она была юной, еще девочкой. Теперь юность ушла, а с ней и наивная надежда, что она сможет навсегда оставить прошлое позади.

Черная вода. Единственный шаг.

Разумеется, она не сделает этого шага. Она слишком упорно сражалась за жизнь, чтобы теперь отказаться от нее. Ладони ее до сих пор покрыты тонкими шрамами от порезов и ссадин, полученных во время подъема по лазу. Еще один маленький шрам на шее, где ее царапнул нож Роберта. Руки и ноги все в синяках, темные круги под глазами еще не сошли.

Боевые шрамы. Напоминание обо всем, что она перенесла только ради вот этой возможности стоять в солнечном свете и смотреть, как вода бежит по камням.

Нет, она не умрет. Но временами ей хотелось смерти. Потому что сражалась она не только за выживание. Сражалась за близость с мужчиной, ее любовью.

А он теперь знает самое худшее из ее прошлого, тайну, в которую она никого не собиралась посвящать, и вряд ли будет ее любить или хотя бы сможет снова встретиться с ней.

Значит, она будет жить в одиночестве. Это трудно, но она справится. Однако без него, единственного близкого человека, жизнь ее будет холодной, как этот зимний воздух, пустой, как эти безлиственные леса.

А смысл жизни? Цель?

Она не знала. На пристани ее спасла Персефона. Во всяком случае, ей нравилось так считать. Но теперь…

Персефоны здесь нет. Или?

Эрика оглянулась, почти суеверно ища взглядом блеск бронзы и чувствуя себя глупо.

Она увидела блеск.

Не статуи. Полицейского значка.

Бен Коннор стоял на опушке, глядя на нее.

От неожиданности Эрика ахнула и невольно отошла от края обрыва.

— Бен, ты напугал меня.

— Извини. Надо было что-нибудь сказать. Но я не хотел тебя беспокоить.

Коннор пошел по тропинке, идущей через лес от дороги. Эрика заметила, что он прихрамывает, на левой ноге у него было растянуто подколенное сухожилие, чтобы растяжение прошло, требуется несколько недель.

— Я заехал в Грейт-Холл, — заговорил он, подойдя к ней. — Мария сказала, что ты могла отправиться сюда.

Он встал рядом с ней, и несколько секунд оба молчали, глядя, как вода переливается через известняковый утес и разбивается радугами брызг на ярусах скал.

Эрика не видела его целую неделю после смерти Роберта. Он не присутствовал, когда она давала показания детективам из шерифского ведомства. Не навещал дома.

Он избегал ее, она, разумеется, знала почему. И почему он сейчас здесь — тоже.

Способов начать разговор было много. Но Эрика лишь спросила:

— Как дела?

Коннор не взглянул на нее.

— Пол Элдер на ногах. Рука на перевязи, но все будет отлично. Он заставил меня расписаться на гипсовой повязке.

— А что Вики Данверз? — Эрика несколько раз навещала ее в медицинском центре. — Еще лежит?

— Завтра едет домой. Мать будет жить вместе с ней. Она как будто бы в прошлом армейская медсестра.

— Вики говорила, реабилитационный период будет долгим.

— По словам врачей, шесть месяцев. Но со временем все наладится. Возможно, онемение конечностей какое-то время будет ощущаться, но способность двигаться вернется полностью.

— Слава Богу.

Незатронутая тема витала в воздухе. Но Эрика не хотела это признавать.

— Эндрю отказывают в освобождении под залог, — сказала она через несколько секунд.

— Знаю.

— Я внесла бы любую сумму.

— Судья решил, что он может сбежать.

Эрика не ответила. Конечно. При первой же возможности удрал бы от неприятностей. Он никогда не отличался смелостью… за исключением одного раза. Когда мужественно вел себя ради нее.

— На суде, — сказала она, — я стану давать показания в его пользу. Как думаешь, это поможет?