Видеть несчастье Миранды было невыносимо, это разбивало мое маленькое бумажное сердце. Чем так влечет людей любовь, обрекающая их на такие страдания? Кажется, теперь я знаю.
* * *
Питер Перегноуз разложил «досье Миранды» на бордовом сафьяне стола. Потянулся к телефону и набрал тот номер, который всегда вызывал у него легкую дрожь возбуждения. Он ждал, пока снимут трубку.
— Алло, — произнес женский голос.
— Ты — женщина моей мечты, — сказал Питер Перегноуз.
— Держу пари, ты это говоришь всем девушкам.
— Нет, сегодня ночью я видел сон, мы были вместе, и я кусал тебя за ухо.
— О, да, да, ты покусывал мне ухо, да, это был такой восторг, — скучным голосом ответила женщина.
— Я ни за что бы не позволил черепахе кусать меня за щиколотки, — Питер старался ускорить процесс.
— Правильно, — приветливо откликнулась женщина. — Включаем шифраторы.
— Спасибо, Жженая Умбра.
Питер откинулся на спинку кресла, слушая уже привычную какофонию звуков в духе Шенберга, напоминавшую симфоническую музыку не больше, чем рвота похожа на исходное блюдо.
— Крапп Маррена, — произнес хриплый пропитой голос.
— Это Ляпис Лазурь, сэр, — ответил Питер Перегноуз.
— А, Ляпис… Новости?
— Боюсь, ничего хорошего. Касательно операции «Рабы любви», сэр.
— «Рабы любви»? Разве мы ее не закрыли? Успешная зачистка, насколько помнится.
Питер Перегноуз выдержал паузу перед неприятным известием:
— Я сегодня видел экземпляр той книги, сэр. Похоже, операция прошла не так удачно, как мы думали. У кого сейчас книга, я выяснил и уже получил ее досье из Центрального.
— Это женщина? — В трубке раздался звук, который можно было бы назвать хмыканьем. — Как по вашим сведениям, она уже читала книгу?
— К настоящему моменту это более чем вероятно, — ответил Перегноуз, не горя желанием раскрывать свои сведения о том, как означенная книга утром буквально ускользнула у него из рук, вырванная тем идиотом с короткой стрижкой.
— Так. Тогда нам надо действовать быстро. Жду вас у себя на Аугсбургское исповедание, ни в коем случае не позже Тициана в Риме. Вы меня поняли?
— Да, сэр, — и Питер повесил трубку. Он открыл свой экземпляр «Истории Реформации и Контрреформации», чтобы лишний раз удостовериться, что Аугсбургское исповедание датируется 1530 годом. Затем пролистал книгу «Живопись Ренессанса. История в картинках» и узнал, что Тициан был в Риме в 1545 году. Итак, пятнадцать тридцать — пятнадцать сорок пять, значит, у него еще часа два до визита в Офис. На лице его заиграла такая улыбка, что козлиная бородка оттопырилась почти горизонтально. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он участвовал в реальной операции, и то это была скучнейшая зачистка под кодовым названием «Рабы любви». Происходящее сейчас могло оказаться гораздо более интересным. Здесь замешана довольно симпатичная девушка. Питер Перегноуз взял в руки досье Миранды, и его улыбка расплылась в самодовольную ухмылку. Потом положил досье на место, схватился за лупу, ручка которой в его воображении уже превратилась в ствол пистолета. Держа свой «пистолет» на уровне груди, приподнял бровь. Попытался самым густым и сексуальным басом произнести: «Я — Ляпис. Ляпис Лазурь. Я вернулся». На самом деле его «басок» оказался настолько же густым и сексуальным, как если бы Ниф-Ниф и Наф-Наф спорили в гелиевой атмосфере корабля «Аполлон».
* * *
Миранда попробовала откусить что-нибудь от бутерброда, но желудок категорически отказывался принимать пищу. Осознав, что пора бы уже, наверное, возвращаться, она встала, ударившись головой о низко свисающий сук и вызвав маленький танец-снегопад белых лепестков. Миранда взглянула на свои часики. Опять половина третьего. Наверняка прошло не меньше часа с тех пор, как она ушла на обед. Подняв меня вместе со своим закручинившимся бутербродом и исполненным благожелательности йогуртом, Миранда отправилась назад к воротам парка. К столбу у ворот было приделано что-то вроде мусорного ящика. Она подняла крышку, чтобы избавиться от бутерброда и йогурта, и лишь с секундным запозданием увидела табличку «Для опорожнения собачьих совков». Запах свежих экскрементов ударил ей в ноздри, так что голову сжал спазм боли, а пустой желудок безжалостно объявил о своем намерении вывернуться наизнанку. Выронив бутерброд и йогурт, Миранда захлопнула крышку, но приступ тошноты не прошел. Утреннее извержение повторилось. Дрожа от слабости, Миранда вернулась на Второй этаж, остановившись по пути только у газетного киоска, чтобы купить себе яблоко.
Читать дальше