Найо Марш: Убийство по-римски

Сидя за столиком на Пьяцце Колонна, Барнаби размышлял об этрусской улыбке и прислушивался к раскатам грома.

Они заглушали шум полдневного уличного движения, но молнии не было, ибо все небо застилал полог низкой тяжелой тучи. «В любое мгновенье колонна Марка Аврелия пронзит ее, — подумал Барнаби, — и, словно гнилой бурдюк [1] В. Шекспир. «Буря». , она выльет наземь свое содержимое. Вот будет картинка!»

На столике перед ним стоял стакан и бутылка пива. Его макинтош висел на спинке стула, а на земле, прикасаясь к ноге, стоял небольшой кейс. Левой рукой он частенько дотрагивался до него. Убедившись, что кейс на месте, он оживлялся, щурился и убирал со лба непослушную черную прядь.

«Свинство, — думал он, — просто свинство, какая туча!»

Над головой опять основательно громыхнуло. «Гром слева, — подумал Барнаби. — Боги на нас сердятся».

Он наполнил стакан и огляделся.

Уличное кафе только что было переполнено, но теперь, при угрозе ливня, многие посетители бежали, и официанты поставили их стулья сиденьями на столики. Но рядом с Барнаби места все еще были заняты: справа от него три хмурых юнца крепко сжимали стаканы мозолистыми руками и исподлобья поглядывали по сторонам. «Крестьяне, — подумал Грант, — им было бы поуютней в обстановке попроще, их, конечно, озадачит немалая сумма в счете». Слева сидела римская влюбленная парочка. Так как закон запрещает целоваться в общественных местах, они глядели друг другу в глаза, брали друг друга за руки и обменивались смущенными улыбками. Юноша указательным пальцем очертил безукоризненный контур губ своей девушки. Губы в ответ дрогнули. Барнаби не мог не полюбоваться влюбленными. Они не замечали его, как и всего остального, что было вокруг них, но при первой яркой сине-лиловой вспышке молнии они очнулись и посмотрели на него.

Именно в это мгновение, как он после уразумел, он увидал между их разделившимися головами отдаленную фигуру англичанина.

Он сразу понял, что это англичанин. Возможно, по одежде. Точнее, по пиджаку. Он был поношенный и старомодный, но сшитый из настоящего английского твида — хотя, может быть, не для его теперешнего владельца. И еще галстук. Линялый, затасканный, в пятнах, бесформенный, еле заметный, но в своем роде вполне респектабельный. Остальная его одежда была безлика и не заслуживала описания. Шляпа, некогда черная, а ныне ржавая, была явно итальянского производства. Она закрывала лоб и бросала тень до переносицы. Главной отличительной чертой его лица была чрезвычайная бледность. На фоне ее выделялись толстые яркие губы. Сделалось так темно, что без вспышки молнии Барнаби вряд ли рассмотрел бы его затененные глаза. Он испытал странное неприятное чувство, когда понял, что эти прозрачные глаза нацелены на него. В небе над головой раздался страшный удар грома. Черный полог прорвался и хлынул на площадь потопом.

Началась паника. Барнаби схватил плащ, натянул его и накинул капюшон на голову. Он еще не платил за пиво и полез за бумажником. Трое деревенских парней наудачу бросились в его сторону и столкнулись с влюбленной парой. Молодой человек немедленно вступил в громкую сердитую перебранку с ними. Барнаби не мог найти ничего меньше тысячелировой бумажки. Он оглянулся в поисках официанта и обнаружил, что все они столпились под полотняным тентом. Его официант увидел его, сделал оперный жест отчаяния и отвернулся.

— Aspetti [2] Погодите (ит.). ! — Барнаби выкрикнул слово из разговорника и помахал тысячелировой бумажкой. — Quanto devo pagare? [3] Сколько с меня? (ит.).

Официант сложил руки, словно в молитве, и закатил глаза.

— Basta!

— …lasci passare…

— Se ne vada ora…

— Non desidero parlarle.

— Non l'ho fatto io…

— Vattene!

— Sciocchezze! [4] — Прекратите! — Дайте пройти… — Убирайтесь… — Не желаю с вами разговаривать. — Это не я… — Убирайся! — Чепуха! (ит.)

Между влюбленным и деревенскими разгорелась ссора — теперь за спиной Барнаби они кричали друг на друга. Официант суетливыми жестами указывал на небо, на дождь, на свою собственную беззащитность.

«В конце концов, это я в плаще», — подумал Барнаби. Кто-то врезал ему в спину, и он грудью рухнул на столик.

Полнейшая неразбериха довершалась вспышками молний, немедленными раскатами грома и потоками ливня. Барнаби задохнулся, ладонь была порезана, из носа капала кровь. Ссорившиеся исчезли, но его официант, вооруженный огромным красно-оранжевым зонтом, уже что-то бормотал ему и бестолково поглаживал по руке. Остальные официанты, толпившиеся под навесом, образовывали античный хор.