Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

— Может, проверишь все-таки?

— Конечно, а что такое? — спросил он.

— Я послала тебе фото одного парня, который попал под обзор камер Бобби Рэя, пока ехал по нашей дороге. Это было за день до того, как у нас нашли наркоту.

Тедди сразу понял.

— Думаешь, это тот тип, который подбросил тебе кокаин?

— Да. Просто посмотри на него. Если окажется, что ты его знаешь — прекрасно. Если же нет — просто забудь про этот снимок, хорошо?

— Ладно.

Мы снова погрузились в молчание и уставились на дорогу.

Долго ждать не пришлось. За мной отправили целых три машины, мне показалось — перебор. Хотя, если верить той прокурорше, я представляла для общества изрядную угрозу.

Чтобы не затруднять работу законников, я вышла на крыльцо с поднятыми руками. Я понимала, что представители шерифа вряд ли станут избивать белую женщину, но было совершенно ни к чему вынуждать их взламывать дверь. Мне хотелось, чтобы они понимали: я сдаюсь добровольно.

По правде говоря, у меня даже не было сил сопротивляться.

Мне действительно позволили оставить нижнее белье, как и сказал Тедди.

С другой стороны, все было тем же самым: меня пинали и толкали, досматривали и всячески унижали. Мировой судья снова отказал мне в освобождении под залог — в конце концов, я ведь в его глазах была закоренелой преступницей, что означало: мне придется ждать до понедельника, пока не назначат сумму залога, которую я все равно не смогу себе позволить. Понимание того, что я застряла тут надолго, до 18 мая или еще дольше, делало ситуацию еще более удручающей.

Единственным оптимистичным поступком с моей стороны было то, что каждые несколько часов я заходила в ванную, становилась на колени перед унитазом и доила себя. Я была полна решимости сохранить молоко и способность кормить ребенка. А то, что такие действия классифицировались как обнадеживающие, прекрасно характеризовало, насколько затруднительным стало мое положение.

После ночи с ее еще непривычными звуками я едва смогла проглотить почти несъедобный завтрак и попыталась освоиться в этом «общежитии». Я как раз старалась отыскать какое-нибудь подходящее чтиво, когда ко мне подошла офицер Браун, до этого не появлявшаяся. Не подавая виду, что мы с ней уже общались, она сказала мне, чтобы я встала у стены с остальными заключенными.

— В чем дело? — спросила я.

— Субботнее утро — часы посещения, — сказала она. — Кое-кто пришел повидать тебя.

— Кто? — спросила я.

Но она уже перешла к другой заключенной, оставив меня в полном удивлении. Вскоре нас ввели в коридор и опять же выстроили в очередь. Потихоньку до меня начинало доходить: тюрьма — это одно сплошное ожидание. И времени для этого у нас, заключенных, было хоть отбавляй.

Когда, наконец, настал мой черед пройти в комнату для посетителей, кто-то из охранников (не офицер Браун) сказал:

— Мелани Баррик?

— Да?

— У тебя тридцать минут. Вперед.

Затем он открыл мне дверь. За столом у стены сидел Бен.

Когда я вошла, он встал. На мгновение он показался мне таким чужим. Я даже не знала, броситься ли к нему навстречу или бежать обратно в камеру. Но по его лицу было ясно: он прекрасно понял те слова, которые я просила передать ему Тедди. Его стыд был так очевиден.

Даже после ночи, проведенной в тюрьме — а в такое время не остается ничего другого, кроме как думать — я не знала, как поступить. Я сразу возненавидела первое возникшее у меня чувство: какое облегчение, это он, Бен, жилетка, в которую всегда можно поплакаться, он пришел спасти меня, как и раньше.

Но в то же время я продолжала ненавидеть его ложь, а еще больше ненавидела за то, что поймала его на этом. Как он мог подумать, что все сойдет ему с рук? Неужели он не понимал, что все в конечном итоге выйдет наружу?

Даже не знаю, что подвигло меня подойти к нему. Возможно, это было любопытство: у меня было множество вопросов, ответить на которые мог только он. Возможно, я хотела наказать его, причинить ему хоть какую-то часть той боли, которую он заставил почувствовать меня. А может быть, поводом было элементарное одиночество — самая жалкая причина из всех.

Как бы то ни было, мои ноги в конце концов понесли меня к нему. Когда я приблизилась, он двинулся навстречу, словно хотел обнять меня. Ничего больше я не желала так, как этого. Мне просто не хотелось, чтобы он об этом знал.

Он находился футах в пяти от меня, когда я слегка, почти незаметно покачала головой. Он немедленно отступил. Вот что, черт побери, я так любила в нем. Он почти всегда умел понимать мои поступки с полуслова.