– Не возражаю, – утвердительно кивнул головой молодой человек, волею сурового случая попавший под сложное подозрение и готовый выполнять любые условия, только бы оправдаться в запутанной, непредвиденной ситуации, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы мне в конечном итоге поверили, – я никого не насиловал, а также не убивал.
Засим разговор, проходивший в подземной камере, посчитался законченным, и все четверо полицейских направились в специальное помещение, надлежаще оборудованное для подробного фиксирования допросной процедуры дознания, где каждое лишнее слово (либо же действие) могло стать роковыми как для одной стороны, так в той же мере и для иной.
Квадратная комната, в которой четырем полицейским предстояло находиться всё ближайшее время, угадывалась небольшими размерами, была слегка затемнённой, а еще и окрашивалась в серый, невзрачный, пугавший оттенок; в самом центре угрюмо стоял металлический стол, слегка удлинённый и надежно прикрученный к полу, с каждого торца прочно крепились две табуретки; никакой другой мебели в помещении не было, а на единственном небольшом окошке нагнетала невеселые мысли прочная, стальная решетка. Прямо посередине стола, разделённого на две части невысокой перегородкой, красовался портативный аппаратик, в простом обиходе именуемый «полиграфом». Дениса усадили на табурет, оказавшийся ближе к выходу, а областной оперативник специально уселся под единственным оконным проёмом, чтобы поступавший свет падал на лицо подозреваемого, не позволяя ему утаивать игру мимики и чтобы сам он имел выгодное преимущество, оставаясь в полузатенённом пространстве. Остальные участники следственного действия расположились, кто где: Бесстрашный, сложив на груди руки, застыл в центре маленькой комнаты, но немного сбоку от протянутого стола; Карелин, скрестив за спиной ладони, отошел к окну и придал себе отречённый вид, будто внимательно изучает голубое, бескрайнее небо, мизерным клочочком виднеющееся снаружи.
– Давай, Градов, первым делом поговорим без детектора лжи, – постепенно переходил Сазонов к активной части допроса, – попытайся нам все-таки объяснить: как же так получилось, что следы преступника привели к твоему поселковому дому? Сразу поясню, что, кроме служебной собаки, ситуацию вокруг внимательно изучил специальный сотрудник-эксперт и дал однозначное заключение, что следы обуви, найденные в месте совершения преступления и обнаруженные у твоего жилища, – они полностью идентичны. Сверх прочего, он утверждает, что отпечатки подводят к твоему дома, а затем обрываются на территории приусадебного участка. Как ты понимаешь, сделанное наблюдение может означать только одно…
– Что преступник непременно побывал внутри помещений, – договорил за подполковника младший оперуполномоченный.
– Не исключается, – наполовину согласился более опытный офицер, утвердительно кивнув головой, – именно поэтому с тобой и не стали разговаривать сразу, а ожидали официального заключения; но теперь уже имеются полные доказательства, что маниакальный убийца, бесспорно, побывал рядом с твоим служебным жилищем.
– То есть, – ухватился Денис за последнее изречение, словно током прошедшее через молодое, подвижное тело, – Вы сказали, что преступник дошел до приусадебного участка, но у Вас нет полной уверенности, что он заходил вовнутрь ветхой…
– А чему, собственно, ты удивляешься? – вдруг резко повернулся скучавший Карелин, как не покажется странным, высказавший невольную мысль, хотя и отдававшую провинциальной простотой, но в большей или меньшей мере логичную: – Ты «замочил» развратную потаскуху, поглумился над ней – как следует! – затем бросил, покойной, в лесу, а сам отправился домой, но зайти в жилые помещения не успел, так как тебе поступил от меня срочный вызов, требовавший немедленно выходить на работу.
Еще с вечера у Градова забрали на экспертизу личную обувь, и теперь его вновь обуяли страшные подозрения: не окажется ли так, что специалист криминальной службы даст заключение, что она идентична и полностью совпадает? В положительном случае, он действительно будет целиком потерянным для общества человеком: при вновь открывшихся обстоятельствах как-нибудь оправдаться и доказать невинную непричастность – эх, не останется практически никакой возможности. Он снова помрачнел и, печально загрустив, опустил книзу ясные очи, неожиданно наполнившиеся безутешными, скупыми слезами.
Читать дальше