– Понятия не имею. Но это было месяца два назад, когда резко обострилось между Россией и Грузией.
– Боже мой, – выдохнула Рита. И все надолго задумались. Туман тоже о чём-то думал, глядя на Димку. Похоже было, он сожалел, что чуть не отгрыз ему руку. По Киевскому шоссе можно было гнать свыше сотни. Во всяком случае, Мельникову.
– И из этой фразы ты сделал вывод, что этот Нохит – советник какого-то высокопоставленного лица? – опять обратился последний к Димке.
– Да, – кивнул тот, – мне так показалось.
– Возможно, этот Нохит – какой-нибудь член правительства Грузии? – осторожно предположила Рита, – Нохит – грузинское имя?
– Трудно сказать, – ответил оперативник, – во всяком случае, не французское. Дима, кто убил Жанну и ткнул заточкой Эльвиру?
– Жанну? Эльвиру? А это кто?
Рита очень коротко рассказала. Димка потёр ладонью вспотевший лоб.
– Так значит, они хотели с тобой расправиться? Я понятия не имею, кто из них мог такое проделать. Могу лишь предположить, что это был Радомир. Он очень хотел отомстить за Панченко. Ткнуть кого-нибудь чем-нибудь – это для него любимое дело. А в автосигнализациях и замках круто разбирается Любомудр.
– Эти два уродика тоже учатся в Академии государственной безопасности? – спросил Мельников.
– Я уверен, что да. У этих курсантов есть что-то общее. Их легко отличить от других людей.
– Думаю, что слово «других» здесь лишнее, – флегматично пожала плечами Рита, – но многого ли стоят агенты госбезопасности, так легко отличимые от других людей? Ведь это абсурд! Как же они будут внедряться в преступные и шпионские группировки?
– Примерно так же, как убивали тебя, – сказал офицер, поморгав фарами «Мерседесу», чтоб тот убрался с дороги, – у нашей госбезопасности – очень мощная школа, если в течение одного столетия государство рухнуло дважды. Но я весьма сомневаюсь, что этот самый Нохит имеет к ней отношение.
Глава двадцать вторая
Ночь поэзии в облаке Андромеды.
Когда шаги за дверью затихли, Троянская и Абрамова встали с пола и осмотрели спортзал. Точнее – ощупали, потому что было уже темно. Выключатель света располагался снаружи, а дверь была заперта. Что до Арианы, то она твёрдо решила не двигаться и хранить молчание. С ней, по её мнению, обошлись крайне безобразно. Это её задело и возмутило.
– Я думаю, пора сваливать, – заявила Аля, испачкав кровью какую-то небольшую гирю при безуспешной попытке её поднять хотя бы на сантиметр, – здесь больше нечего делать!
– А я считаю, что ещё рано нам уходить, – задумчиво хлюпнула кровью Ленка, трогая тренажёр, – мне кажется, за всем этим стоит некая интрига. Надо её раскрыть. И собрать улики.
– Вы просто две ненормальные, обожравшиеся грибов! – не выдержала Малявка, размазав кровь по лицу, – две курицы! Две овцы! Интригу они почуяли! Да я знаю просто наверняка, что Ритка сегодня утром, после моего разговора с нею в такси, вам всё написала об этой самой интриге, чтоб вы не смели меня никуда тащить! Иначе бы вы не встали на мою сторону, когда я напала на этих грязных подонков! Вы бы решили, что я тронулась умом! Писала вам Ритка? Или я ошибаюсь?
– Да она чушь какую-то написала, – пробормотала Аля, дёргая штангу, которая и не думала отрываться от пола. Ленка прибавила:
– Ритка мне постоянно чего-то пишет! Я не обязана всё читать.
– Поэтому ты и сдохнешь сегодня ночью, – не удержалась Малявка от свинской выходки, трогая кончиком языка передние зубы. Пятый или шестой маленько качался. Совсем чуть-чуть. Он должен был снова укорениться. Немножечко успокоившись, Ариана коротко рассказала девочкам о проклятье, связанном с её именем, и о том, какую роль во всём этом деле сыграли Рита, Туман, Эльвира и Жанна. Девочки возмутились. Троянская предложила разбить окошки спортзала, а Алевтина – штангой вышибить дверь.
– Что это нам даст? – махнула рукой Малявка, – ведь на окошках – решётки, за дверью – Хорс. Надо нам подумать, как всех тут перехитрить!
– Хитри не хитри, а если мы угодили в лапы твоих врагов – живыми не будем, – вздохнула Аля, – скоро они начнут тебя подвергать чудовищным пыткам, чтобы узнать твой секрет. Тебе так и не пришло на ум, какой именно секрет они хотят выведать?
– Нет, не знаю! Это имеет какое-то отношение к моей детской мечте об археологии. Но ведь я не сделалась археологом! Никогда не участвовала в раскопках! Я – архивист.
Ленка заметалась из угла в угол.
– Это всё крайне странно, – произнесла она, стуча каблучками, – но для меня, как и для Цветаевой, крайность – это не только конец познанного мира, но и начало непознанного. А ещё для меня, как и для неё, нет такой стены: живой – мёртвый, был – есть. Алечка Абрамова! Ты опять была неправа.
Читать дальше