Сергей Skolorussov - Метаморфоза мифа

Но Бояринов был сильнее её. Он, наоборот, плотнее прижался к полотну двери, вздохнул и усмехнулся:

– В СИЗО он разлюбит тебя.

– С чего это вдруг?

– Я постараюсь, чтобы у него там появились достойные любовники.

– Ты думаешь, что знаешь Олега. Но это заблуждение.

– Нет, это ты не представляешь, в какую дыру он попал. В каких условиях он сейчас находится. Любой человек, очутившийся в этом СИЗО, мигом превращается в амёбную серую массу, готовую на всё. Пытки, унижения, насилие, полная антисанитария, контакт с туберкулёзными и чесоточными – это только вершина айсберга. Там организованно ломают психику любых строптивых попаданцев. Всем управляет система. Система насилия и жестокости. Людям, осуществляющим этот террор, всё сходит с рук, так как это суть системы. Уже через пару дней попавшие в этот ад готовы на всё. Готовы на что угодно. Лишь бы выбраться оттуда. Выбраться, выбраться, выбраться и остаться человеком. Живым человеком. Здоровым человеком. Они готовы сознаться, что работали на инопланетную разведку, ели детей и потопили «Курск». Жену предать? Они готовы оболгать собственных детей, отца и мать. Это ты заблуждаешься, потому что не знаешь жизни. Там даже очередь к унитазу надо заслужить.

– Надеюсь, что ты всё это в полной мере испытаешь на собственной шкуре. Подонок! Пусти меня!

– Я пришёл предложить тебе выход из этой ситуации.

– Выход там, вниз по лестнице! Проваливай!

– Если ты меня не выслушаешь, твой, так называемый, муж умрёт. Я не бросаюсь пустыми угрозами. Поверь на слово.

– Чего ты хочешь?

– Я предлагаю компромисс. Думаю, моё предложение тебе понравится. Зайдём в квартиру.

Пройдя в открытую дверь, Бояринов огляделся по сторонам.

– Да, перестарались ребятки, явно перестарались. Как они готовы выслуживаться! Это что-то! Ты им покажешь «фак ю», а они и этот палец старательно вылижут. Что за народ? Он заслуживает своей судьбы.

– Хватит болтать, – Настя опёрлась о косяк арки, ведущей в кухню, сложив при этом руки калачиком.

– Предложение простое, как сама жизнь. Ты едешь с Артёмом в столицу. Я для тебя покупаю шикарную квартиру в хорошем месте. Сити-Град тебя устроит? Вижу, устроит. И ты всегда ждёшь в этом уютном гнёздышке моего появления. Пока это условие действует, твой муж находится на свободе. В следственном управлении он уже, естественно, работать не будет, но с него снимут все обвинения. А дальше пусть живёт так, как его душе угодно. И все счастливы. Хорошее предложение?

– Не очень.

– Что тебе не нравится?

– Всё.

– Но ты ведь сама мечтала выйти за меня замуж?

– Не за тебя. Это был другой человек.

– А сейчас стал дураком и негодяем. А как же твои слова о «констатации факта»? Ты заговариваешься, Настенька.

Девушка насупила брови. Положение безвыходное.

– Мне нужно подумать.

– Думай. Но знай, каждую минуту, что ты думаешь, система всё сильней и сильней высасывает из твоего мужа душу. Скоро ничего не останется. Только оболочка. Чудовище Франкенштейна в человеческом обличии. Ты его не узнаешь.

– Тогда распорядись, чтобы, пока я думаю, его не трогали.

– Хорошая мысль. Нет вопросов, сделаем. Сколько?

– Три дня.

– День.

– Два.

– Хорошо, даю тебе два дня. Но знай: я в последний раз пошёл на уступки. Примите букет, а распитие шампанского перенесём на послезавтра. Не забывайте обо мне, Настасья Павловна!

Когда он удалился, Анастасия стала мучительно размышлять, бесцельно меряя шагами обезлюдевшие комнаты. Что же делать? Что мне делать? Отказаться? Нет. Теперь я верю, что возлюбленный моей молодости готов на любые мерзости, гадости и подлости. Как я могла по уши в него втрескаться? Как? Жизнь такая сложная штука. И мрачная. Болезненно мрачная. Он его убьёт. Это не пустые обещания. Тогда что – согласиться? Теперь простая перспектива часто видеть эту самодовольную, эгоистичную и безжалостную физиономию вызывала в её теле озноб и рвотный рефлекс. Думать о постели, разделённой с ним, она вообще не могла. Что остаётся? Да, точно! Я убью Бояринова. Чем? Ножом? А если не смогу? Пистолет. У отца Олега есть именной пистолет. Пистолет! Пистолет!! Пистолет!!! Нет, отцовский пистолет не подойдёт. Настя нещадно тёрла виски, уже реагирующие болью на любое прикосновение. И ходила, ходила, ходила… Ещё не хватало свёкра завлечь в этот страшный омут жестокости. И без того всё ужасно. Так, значит, он придёт послезавтра. Он придёт, он придёт. Он придёт, и я скажу, что согласна. Что он будет делать? Что делать? Полезет целоваться. Да! Тут я его и пырну ножом. Его рожа, его омерзительные поползновения придадут мне дополнительные силы. Куда пырну? Куда-куда? В живот. Конечно, в живот. И он будет умирать. Он будет медленно подыхать в луже собственной ядовитой крови. Каждому воздастся по заслугам! И это справедливо. Это справедливо!!! А если не умрёт? Не умрёт! Не умрёт!! Не умрёт!!! Тогда всё – конец всему. Меня посадят, Олега убьют, а Тёму отдадут в детдом. Посадят, убьют, отдадут… Нет, убивать нельзя. Нельзя! Нельзя!! Нельзя!!! И сделать я этого не смогу. Одно дело планировать – другое исполнить, исполнить… Собственно, и смерть мерзавца ни к чему не приведёт. Меня упекут, а Олега не выпустят. Это вовсе не выход. Не пойдёт. Это не выход… А если я просто умру, что будет с Олегом? Точно! Он станет неинтересен Бояринову и его отпустят. Его отпустят… Вот только Тёмка останется без матери. Без матери. Но это выход с минимальными потерями. И он зависит только от меня. От меня он зависит. Он зависит от меня! От меня!!!