Линкольн Чайлд - Злая река

«НЕТ. НЕТ. НЕТ…»

Колоссальным усилием воли она снова попыталась вспомнить то прекрасное белое животное, волшебный сад своего детства. Но перед глазами у нее возник только бело-зеленый туман помутненного сознания, в котором плелась больная лошадь со слезящимися глазами. Все ее мысли, каждая частица энергии сосредоточились на этой отвратительной вещи, прикрепленной к ней. Она подтянула ногу к бедру, ужасаясь при мысли, что это может увидеть кто-то другой. О боже, если бы она освободилась от этого…

«Освободилась».

Тяжело дыша, Гладстон посмотрела на ногу. Она увидела, где именно эта паразитическая вещь прикрепилась к ней. Она увидела то самое место: всего на дюйм выше щиколотки.

«Освободись. Освободись. Освободись…»

И как она могла это пропустить? Она действительно видела, чувствовала, словно невидимую линию на коже, точное место, где начинались чужие поры и родинки. Омерзение нахлынуло на нее, словно приливная волна. Это было невыносимо.

Она мысленно услышала, как больная лошадь остановилась, издав крик страха.

«ОСВОБОДИСЬ. ОСВОБОДИСЬ. ОСВОБОДИСЬ…»

Гладстон посмотрела на свою ногу, и в ней вскипела ужасная ярость. Паранг лежал в ее руке, длинный, заточенный, сверкающий в ярком свете, прекрасный. Это было не оружие. Это был инструмент. Инструмент освобождения.

«ОСВОБОДИСЬ. ОСВОБОДИСЬ. ОСВОБОДИСЬ…»

Она поднесла клинок к коже голени. Ощутила его прохладу. Его подавляющую мощь. Она подняла его и осторожно провела по тому месту, где чужеродная нога прикрепилась к ее телу. Затем повторила это движение, слегка вдавливая лезвие в кожу. Появилась тонкая красная линия, и Гладстон ощутила невыразимое облегчение. Было совсем не больно. Зато чувство свободы было огромным, подавляющим. И Гладстон поняла: вот оно, решение. Это новое восприятие ею ноги упрощало дальнейшее. Лучше всего быстро избавиться от паразита. Она взяла себя в руки. Она знала, что сможет это сделать. В критические моменты она всегда действовала решительно.

Глубоко вдохнув, Гладстон подняла паранг над головой. Почувствовала, как мышцы ее руки напряглись, сжимая рукоять. Она может избавиться от этого. Все дело в решительности и владении собой. Все зависит от умения сохранять контроль …

Она сделала еще один протяжный дрожащий вдох. А потом, когда со всей силой обрушила лезвие вниз, перед ее мысленным взором промелькнул образ: прекрасная белая лошадь, вернувшая прежнее здоровье и резвость, бежит по цветущему саду, гордая и свободная, а затем внезапно спотыкается, ее хрупкие передние ноги переламываются, как тонкие палочки, животное кричит от боли и падает в облако темной, миазматической пыли.

Пендергаст, связанный и обездвиженный, смотрел на Памелу Гладстон через смотровое окно. Он видел, как она отпрянула от каталки и бросилась к стене. Интерком усиливал звук ее прерывистого, испуганного дыхания.

«Нет!»

Он услышал, как она неожиданно вскрикнула полным страдания и безысходности голосом.

«Нет, нет, нет!..»

Пендергаст мог бы легко отключиться от этого, использовать свой арсенал медитативных практик, чтобы уйти от реальности настоящего момента. Но он не позволил себе сделать это; он не позволил себе бегства.

Он смотрел, как Гладстон направилась к другой стене лаборатории, как она обыскивала медицинские шкафчики, видимо в поисках какого-нибудь инструмента или импровизированного оружия. Ничего не найдя, она отступила в свой угол. Пендергаст обратил внимание, что она стала прихрамывать.

Он не позволял себе бегства, потому что чувствовал ужасный груз ответственности за то, что с ней происходит. Он вовлек Гладстон и Лэма в свое расследование. Разумеется, он не знал истинной природы заговора, который они раскрывают, как не знал и степени грозящей им опасности. Но в последние дни, когда ему становилось все ясней и ясней, что во внутреннем круге коммандера есть «крот», он не принял надлежащих мер предосторожности. После смерти Куорлза он подготовил безопасное место и сделал кое-что приватно, чтобы защитить Констанс, но он не понимал, что ему противостоит такой мощный, имеющий разветвленную сеть сторонников враг.

В помещении для наблюдений раздался крик: «Пендергаст!» Это голос Гладстон взывал к нему, усиленный системой громкой связи. Пендергаст содрогнулся.

Следивший за ним генерал удовлетворенно кивнул. Алвес-Ветторетто оставалась такой же неподвижной и молчаливой, как и прежде.