Линкольн Чайлд - Злая река

Пендергаст повернул голову к Алвес-Ветторетто. Женщина ответила ему холодным взглядом.

— Изабель, вы проделали немалый путь. В последний раз я видел вас в роскошном нью-йоркском офисе, в качестве советника богатого предпринимателя, ныне, увы, скончавшегося. Очень интересно было встретить вас здесь, среди флоридских болот, в окружении банды наемников.

Женщина в ответ только выгнула брови.

— Насколько я понимаю, вы следуете собственному превосходному совету не разговаривать со мной. При всем при том, я надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу вам несколько слов.

Единственным ответом на это был отведенный в сторону взгляд.

Пендергаст мягко продолжил:

— Не могу вами не восхищаться. Вы способны выжить в любых обстоятельствах.

Как и прежде, ответа не последовало.

— Полагаю, что в какой-то период своей карьеры вы пережили серьезное предательство, — тихо сказал он. — Иначе мне было бы трудно представить, что вы примете взгляды генерала.

Она погладила свой жемчуг.

— Однако я допустил ошибку, сказав, что вы принадлежите к военной касте. Думаю, сказать «к правительственной» было бы точнее. Скорее всего, к ЦРУ. — Он пристально посмотрел на нее напряженным взглядом. — Ирак?

Ее губы сжались.

— Могу предположить, как это произошло. Они все погибли, верно?

Ноль реакции.

— Вы были хорошим куратором. Я могу представить, что вы сблизились с ними и их семьями.

Алвес-Ветторетто снова погладила свой жемчуг, на этот раз немного нервно.

— Они научились верить вам, а вы — им. Но когда Штаты отстранились от дела, в наступление перешло ИГИЛ и убило всех шпионов и информаторов. Вместе с их семьями. Это старая история.

— Откуда вы это знаете? — тихо спросила она наконец.

— Вы пытались их спасти, — продолжил Пендергаст. — Но администрация бросила их, отказала в обещанных выездных визах. Это источник вашего разочарования.

Она повернулась к нему:

— Если вы не прекратите изображать из себя Свенгали [78] Свенгали — зловещий гипнотизер, главный герой романа Дж. Дюморье «Трильби». , я прикажу, чтобы солдаты и вам засунули кляп в рот.

— И никто в ЦРУ не пожелал помочь. Они сказали вам: «Это война. На войне люди умирают». Я слышал те же слова на одном из этапов моей прежней карьеры.

— И что? — сказала Алвес-Ветторетто с неожиданной горячностью. — Люди на войне и в самом деле умирают. Точка.

— В масштабе истории их жизни вряд ли имеют значение. Так вам сказали, верно? Военные действия — это победы и поражения. Мораль не должна вмешиваться в военные действия.

— Конечно не должна, — подхватила она. — Цель войны — убивать.

— Что возвращает меня к этому вашему оружию, — сказал Пендергаст. — Оно восхитительно в своей простоте. Его способность оставлять инфраструктуру нетронутой… разве что немного липкой…

— Какая разница между миной, отрывающей ногу противнику, и принуждением оторвать эту ногу самому?

— Оба средства в равной мере отвратительны.

— Верно, и потому большое лицемерие делать вид, что вас приводит в ужас средство, тогда как сама война — это убийство, пожары, членовредительство. Вы думаете, это менее человечно, чем сжечь напалмом деревню, уничтожив в ней все живое?

— Напалм определенно вещь жестокая, а то и еще хуже. — Голос Пендергаста звучал спокойно, почти гипнотически.

— Так почему вы не хотите сотрудничать? Я здесь только потому, что это средство положит конец тем военным действиям, какие нам известны.

— То же самое говорил Альфред Нобель, когда изобрел динамит. Но вы упускаете из виду одну вещь.

— А именно?

— Вы можете выбрать вообще не участвовать в жестокостях войны.

— То есть стать пацифистом? Вот уж воистину жалкая философия, если ее можно так назвать.

— Человеку не обязательно быть пацифистом, чтобы противостоять глупостям войны. Вот вы, например. У вас есть выбор — вы можете выйти из игры. Вам не обязательно быть здесь, в этой комнате, наблюдать отвратительное, жестокое действие.

Алвес-Ветторетто покачала головой:

— Со мной у вас ничего не получится, Пендергаст, так что не тратьте попусту время.

Гладстон издала приглушенный звук, почти стон, пытаясь сказать что-то через кляп. Сделала еще одну попытку. Затем принялась выкручиваться из своих пут, хрипеть, стонать, мотать головой. Пендергаст увидел, что ее глаза изменились. Стали шире, глубже, в них появилось странное, пугающее выражение.

— В таком случае, — тихо сказал Пендергаст, обращаясь к Алвес-Ветторетто, — следующие полчаса станут для вас весьма поучительными.