Юлия Фалалеева - Рифл шафл

Он был худ и жилист, словно сушёный гриб. Всегда ходил в серых бесформенных брюках и светлой майке-«алкашке». На голове — неизменная кепочка по блатному, сдвинутая на затылок.

Поза — в которой он нёс свой ежевечерний караул, восседая на скамейке — тоже была неизменной: ссутулив костлявую спину, он покачивал перекинутой через колено ногой, обутой в коричневый тапок со стоптанной пяткой.

Одни говорили про него, что — фронтовик, другие — что сидел в тюрьме…

Зинка даже помнила блёклые наколки на плечах и пальцах.

Знали, что попивает, что живёт один и не дебоширит. Говорили много чего, однако ценили за золотые руки слесаря-умельца, и привычку раздавать меткие, но далеко не лестные прозвища.

Вот Зинка — за её малый рост и чрезмерную подвижность — с лёгкой руки соседа величалась «Крохопулей»; полная и высокая Белла Петровна, участковый педиатр — «Эскулапихой»; тётка Лидочка из соседнего подъезда, постоянно дающая в долг жильцам всего дома — «Старушкой-процентщицей». Но самыми невероятными прозвищами наделялись многочисленные ухажёры Майки Грошевой, продавщицы из овощного.

— Эй, Грошиха, — сипло окликивал Майку Дядя Толя Плачента. — Это что за «Щенок бульварный» — или «Фуфел распальцованный», или «Гимназист», или «Вано-Мимино», или ещё что-то в этом роде — к тебе вчера на пансион напрашивался?

Майка фыркала и убегала, обижаться на соседа не было никакого резона — кто потом придёт протекший кран чинить?..

И только один раз…

Зинка хорошо помнила этот раз, так как сидела рядом на скамеечке…

Майка шла домой под ручку с красивым статным мужчиной в форме.

Поравнявшись со скамейкой, мужик поздоровался и закурил. Ему очень шло курить, на него, вообще, хотелось смотреть во все глаза, попадая во власть скрытой в нём силы. При внешней демократичности манер понималось, что он совсем не прост, этот красавец с ямочкой на подбородке и глазами цвета майского мёда. Он перебросился с соседом парой нечего не значивших фраз и в сопровождении Майки скрылся в подъезде.

— Наконец-то подфартило Грошихе. Этот — Козырь настоящий! — задумчиво произнёс дядя Толя Плачента, посмотрев на Зинку. — Козырь, по всему видать, да ещё и с куражом…

Из воспоминаний детства в действительность её вернул красивый голос Святослава Цветова:

— Дамы, прошу, присоединяйтесь.

Внешностью Цветов завидно отличался от рыхлого Синицына, который был моложе его лет на десять.

Невысокого роста, с пронзительными — как у затаившегося хищника — зелёными глазами, с лёгкой пружинистой походкой, со смуглым мускулистым телом — он скорее походил на акробата, чем на фокусника, стоящего на арене в смокинге и бабочке.

— Чай, кофе или что-нибудь покрепче? — поинтересовался он низким голосом с приятной хрипотцой.

— Просто водички — попросила Зина, глядя в сторону нескольких пузатеньких бутылочек минералки, стоящих на столе.

— И мне, — присоседилась Ида.

— Стакан? — спросил Святослав.

— Без стакана, можно?

— Пожалуйста, — ответил он и подал девушкам по бутылке воды, предварительно открутив пробки и метко, почти не целясь, одну за другой отправил их в мусорную корзину.

Девушки разместились на плетёном диванчике.

Юрик сидел на стуле, развалившись и вытянув ноги. В руке — банка с пивом, на носу — тёмные очки. В знак приветствия он только поднял вверх ладонь правой руки. А Леночка, листавшая журнал, отложила чтиво и, перегнувшись через столик, поцеловала Зиночку и Иду.

— Чему посвящён флэшмоб? — спросила Леночка, с улыбкой разглядывая «белый флаг», который Ида аккуратно прислонила к стене.

— Сейчас узнаешь, — прошептала в ответ «байкерша».

— Мы вам, наверное, помешали беседовать? — отпив воды, извиняющимся голосом произнесла Зинаида.

— Да как вам сказать… С моей точки зрения, вы появились в самый подходящий момент. А то я уже не знал, как отбиваться от предложения великого художника… — последние два слова он произнёс с явной иронией. — Написать мой портрет. Говорит: «С места не сойду, пока не получу согласия!».

Юрий с недовольным выражением воспалено-красных глаз посмотрел на шутника поверх очков.

— А я ему предлагаю со мной в карты сыграть. Говорю, что давай партейку в «штосс», как бывалоча в туманном Альбионе. Накажешь старика, и воля твоя — буду оставшийся месяц тебе позировать.

— Так вы давно знакомы? — встряла Ида.

— Да лет десять, как пересекаемся по свету, — неопределённо ответил Синицын.