Грегори МакДональд - Флетч & Co

Так что интересовали его и сам отец, и их с матерью, отношения. Причем не только в данный момент, но всю сознательную жизнь.

— Почему?

— Что, почему?

— Почему ты никогда не рассказывала мне об отце, о вашей совместной жизни?

— Причиной тому страх и чувство справедливости.

— Страх?

— И твое мужское начало, сынок, с которым я никак не могла свыкнуться. Матери все знают. Ты рвал брюки на заборах с тех пор, как тебе исполнилось девять лет.

Флетч покраснел.

— Мужчины не рождаются девственницами, знаешь ли.

— Ты не родился, это точно.

— Мужчине нечего отдать, кроме своей энергии, — рассмеялся Флетч.

— О, Господи.

— Что же поделаешь, если энергия бьет из меня ключом.

— Вот, значит, как теперь это называется.

— Могу я съесть твою картошку?

— Конечно. Энергию надо подпитывать.

— Я съел пиццу в три часа утра. То ли поужинал, то ли позавтракал.

— Что бы я ни писала в последних главах, не все загадки имеют решения. Как матери объяснить сыну, что она не понимает мужа, отца? Что она попала в непонятную для нее ситуацию?

— Может, начать с первой главы?

— И мне хотелось, чтобы все было по справедливости. Я могла выложить тебе все, что думаю о твоем отце, мое замешательство, боль, изумление, но его-то рядом не было, он не мог высказаться в свою защиту, изложить свою точку зрения на происшедшее. Знаешь, я любила его.

— Ты могла бы сказать, что он бросил тебя, а не умер.

— Я этого не знала, клянусь тебе, — Жози побледнела. — И сегодня ты показал мне всего лишь чистый лист бумаги…

Флетч наблюдал, как пальцы матери разминают остаток сандвича.

— Ты знаешь, что нам пришлось объявить твоего отца умершим по прошествии семи лет с его исчезновения. Иначе я бы никогда не вышла замуж за Чарлза.

— Я его помню.

— Он пробыл с нами недолго, не так ли? Как и Тед.

— Ты оставила себе фамилию Флетчер.

— Я и печаталась под этой фамилией, ее носишь и ты. Ни Чарлз, ни Тед, ни… Никто из них не шел ни в какое сравнение с твоим отцом, — она вытерла глаза бумажным полотенцем. — Именно немыслимость твоего отца я и любила. Если этот чистый листок что-то да значит, если он действительно куда-то уехал, я с радостью уехала бы вместе с ним.

— Но ты говоришь, что не понимала его.

— Да кто может кого понять? Эти идиоты постоянно спрашивают меня, почему я пишу детективы. Возможно, потому, что не могу разгадать загадку собственной жизни. Вот и выдумываю запутанные ситуации и предлагаю для них выдуманные же решения. Как говорится, сублимация в чистом виде.

— Писатели обладают неконтролируемым стремлением контролировать стремление. Где-то я это прочел. И запомнил, стараясь понять тебя.

— Удачи тебе.

Флетч коротко глянул на остатки ее сандвича.

— Глава первая, — напомнил Флетч. — А я пока подумаю, куда нам лететь. В Денвер, штат Колорадо, или в Найроби, Кения?

— Не знаю, что тебе и посоветовать.

— Глава первая, — повторил Флетч.

— Глава первая, — кивнула Жози. — Школа. Штат Монтана. Я была красоткой, отличницей.

— Эту книгу я читал. Несколько раз. А он был местной знаменитостью. Президентом класса, капитаном футбольной команды.

— Совсем и нет. Его едва не вышибли из школы.

— Извини. Значит, не та книжка.

— Он гонял на мотоцикле с форсированным двигателем по грязному двору ранчо своих родителей. Парень, кстати, был умный. Однажды на уроке английской литературы дал блестящий анализ сонету Шекспира. Учитель поставил ему А с двумя плюсами и прилюдно похвалил Уолтера. Уолтер же чуть не лопнул от смеха. Потом рассказал всем, что «шекспировский» сонет написал сам, а затем, соответственно, и проанализировал его. Учителю эта выходка Уолтера едва не стоила работы.

— Ага, — кивнул Флетч. — Значит, папаша писал под Шекспира.

— Когда его за это выгнали…

— Выгнали за это?

— Отстранили от занятий. В то время целью обучения являлось повиновение, а не свободомыслие. Неужели все так изменилось? Короче, Уолтер без разрешения взял самолет на соседнем ранчо…

— Он умел летать еще в школе?

— Никто об этом не подозревал. Первым делом он несколько раз облетел здание школы. Аккурат, когда шли занятия. А потом перешел к бомбометанию. Сбросил на школу книгу, называвшуюся «Избранные пьесы Шекспира». Добился стопроцентного попадания. Разбил световой люк над лестничным колодцем. Книга и стекла пролетели все три этажа, до самого низа.

— И у тебя никогда не возникало желания рассказать мне об этом человеке?